Николай Попель - Впереди - Берлин !

- А где же я эти световые точки возьму?

Надо сказать, что маневр бригады Гусаковского был задуман с той рассчитанной дерзостью, которую взбешенный неудачами Гудериан однажды назвал в приказе "гусарскими выходками" советских танкистов. Наши танки должны были атаковать готовый к обороне укрепрайон на полном ходу и, главное, ночью. Танковая атака в темноте вообще считалась делом трудным, а штурм танками У Ра - и вовсе невозможным. Вот в этой комбинации мы и видели залог неожиданности маневра для противника и, следовательно, нашего успеха. Но как пройти полосу минных полей в густом мраке? Даже если саперы и сделают основательные проходы - как ввести туда танки и не дать им сбиться с курса? Ведь боевые машины пойдут под сильнейшим встречным огнем противника!

Бабаджанян подсел поближе ко мне.

- Большая просьба! Из познаньских запасов дайте немножко фонариков, а?

- Для Гусаковского тыщу не пожалею, а тебе в личное пользование один дам, пожалуй. Так и быть, по старому знакомству!

- Благодарю, - сияет вполне удовлетворенный таким вариантом Армо.

Огромные запасы фонариков наша армия нашла в районе патронного завода южнее Познани. Я тотчас прибрал их к рукам.

- Я уже придумал, как пользоваться! - жарко шепчет Бабаджанян.- Саперы зажгут зелененький огонек, станут по краям прохода, к противнику лицом, а фонарик повесят себе на пояс сзади. Наши танки "зеленой улицей" пройдут, а гитлеровцы ничего не увидят: огонек будет телом прикрыт. А на танки сзади прицепим красный огонек, чтоб не побились в проходе. Просто и хорошо, дешево и сердито! Так где же фонарики? Помазнев, иди сюда, член Военного совета вам фонариков дарит, надо немедленно посылать за ними грузовик.

- Не волнуйся, пятьсот штук получите здесь же, сразу после окончания совещания. Позвоню Конькову, и вам сюда подвезут из резерва.

Еле видными штрихами, сберегая драгоценную карту, Гусаковский наносит окончательный маршрут движения своей бригады.

- Эти доты - орудийные,- показывает он командиру саперов,- они могут расстреливать танки. Ваша задача - подорвать их! Взрывчатка и люди у вас готовы?

Тот усердно кивает головой: все в порядке. Михаил Ефимович не выдерживает: встает за плечом у Гусаковского и начинает пристально разглядывать обозначенные с немецкой пунктуальностью доты, дзоты, минные поля и все прочие сюрпризы УРа.

- Ну и рай! - цедит сквозь зубы. - Гитлера бы наперед пускать через этот рай!

Иосиф Ираклиевич обращается к людям с последним наставлением:

- Разведку вести широким фронтом, особенно на флангах. Сделайте все, чтобы сохранить силы и успеть пройти УР в течение ночи: учтите, что впереди нас ждут тяжелые бои с резервами противника. У него на подходе резервы. Рейд необыкновенный! Задача - разрубить кинжалом УР, а уж корпус сумеет доломать остальное.

Катуков нетерпеливо говорит:

- Иногда требуется молотобоец для вскрытия вражеской обороны. А сейчас достаточно умелого слесаря, чтобы подобрать отмычку к бетонированной двери и взломать замок...

Уже уверенный в успехе операции, он достает цветной огрызок и резко обводит тоненькие пометки Гусаковского, обозначавшие расположение саперов, самоходчиков, "катюш". Чего там беречь карту, которая через какие-нибудь двое суток станет только памяткой еще одного минувшего боя?

- Смотрите. Замочная скважина обороны находится вот здесь. Противник оставил целым последний мост через ров, бережет его для своих отступающих частей. По данным разведки, перед ним нет "зубов дракона"...

"Зубами дракона" мы называли многопудовые бетонные надолбы и метровые двутавровые балки, укрепленные в бетонных лунках.

- Рвать, рвать и рвать! - рубит Михаил Ефимович и энергично прочеркивает стрелку через уязвимое место обороны.

"Быть по сему!" - появляется надпись на уголке карты, и рядом подпись командующего.

Потом он взглядывает на часы.

- Сейчас двадцать ноль-ноль. В двадцать три ноль-ноль, или, как в старину добрые люди говорили, в одиннадцать часов ночи, начать наступление! Главная задача - упредить подходящий к линии обороны корпус СС. Каждый час будет решать судьбу операции фронта. Выполним в срок - сохраним десятки тысяч жизней.

В 23:00 29 января нам сообщили, что саперы проложили путь батальону Карабанова. Затем пошли сообщения одно радостнее другого: батальон Карабанова благополучно прошел мост... Самоходчики подполковника П.А. Мельникова подавили пушечные доты на направлении удара... Бригада полностью ушла в прорыв...

На душе радостно. Михаил Ефимович удовлетворенно повторяет: "Где бригада пройдет - там корпус пройдет, где корпус пройдет - там армия пройдет". Теперь, когда самое главное, самое трудное сделано, когда мужественные бойцы Гусаковского прорубили корпусу "чистый прорыв", важно одно: не потерять ни одной минуты.

Но не прошло и двух часов, как послышался гневный голос Бабаджаняна:

- Где мост? У Гусаковского даже медсанвзвод прошел. Понимаешь, даже врач сумел пройти, а у тебя бригада не может? Как же так?

- Что случилось, Амазасп Хачатурович?

- Мост взорван!

- Как - взорван? А Моргунов?

- Моргунов отсиживался в лесочке, еще дольше оттуда вытягивался. Словом, отстал от Гусаковского, разрыв получился. Противник успел занять снова рубеж!

Катукову было все равно, кто виноват - Моргунов, Бабаджанян или еще кто-нибудь третий. Перед ним находился комкор, отвечавший за операцию, и я впервые наблюдал крутую свирепость Михаила Ефимовича по отношению к Бабаджаняну.

Сказать, что Армо побагровел, было бы неточным: он просто побурел на глазах. Мне не пришлось быть свидетелем его последующей встречи с Моргуновым, но, зная характер Бабаджаняна, предполагаю, что она была по-южному жаркой, и все "подарки" Катукова полной мерой высыпались на голову комбрига. Да и от себя Армо, наверно, добавил не один десяток горячих слов.

И было за что. Раскрытая бригадой Гусаковского дверь в УР захлопнулась: корпус втянулся в затяжные и почти безуспешные бои, а Гусаковский попал в полное окружение.

Связь с бригадой осуществлялась с трудом и с большими перерывами, хотя Гусаковский принимал все меры" высылая на восток цепочкой радиостанции. Что говорить - плохие средства радиосвязи были у наших войск в минувшую войну. Разве это подходящая дальнобойность для рации - 30 - 35 километров при современных-то темпах наступления! Радисты бригады все-таки нащупали Моргунова и через него передали первую радиограмму:

"3:00. Доложи Шевченко, что вышел в свой район; Дон-101".

"Свой район" находился южнее Циленцига, в шестидесяти километрах за линией фронта.

"Держись. Помощь придет своевременно",- ответил "Шевченко"-Бабаджанян, усиливая нажим остальными бригадами, пытаясь пробуравить главную линию противника.