Юрий Борев - Луначарский

Прошла почти четверть века со дня гибели Анатолия Луначарского, и в 1966 году в 78-м томе «Литературного наследства» (книга 4-я) были опубликованы его стихи, а вскоре в журнале «Москва» (1967, № 5) напечатана его неоконченная повесть «На катерах-охотниках». Еще через три года издательство «Молодая гвардия» выпустило книгу «Анатолий Луначарский. За право на счастье», где было собрано небольшое литературное наследие Анатолия — повести «Ловцы живого серебра», «На катерах-охотниках», письма жене Елене Ефимовне и матери Анне Александровне, отрывки из фронтового дневника. Имя Анатолия Луначарского увековечено на беломраморной плите в московском Доме литераторов рядом с именами других писателей, погибших на фронтах Великой Отечественной войны.

Однако вернемся к нашему главному герою. Он был погружен в самую гущу художественной жизни и был подвержен всем соблазнам театральной среды. Хлестаков говаривал: «С хорошенькими актрисами знаком. Я ведь тоже разные водевильчики… Литераторов часто вижу». Иван Андреевич явно хвастался, а по отношению к Анатолию Васильевичу сие высказывание было сущей правдой.

В 1921 году 46-летний Луначарский оставил первую семью и женился на актрисе Малого театра Наталье Александровне Розенель. Нельзя сказать, что она была очень талантливой актрисой, но женщиной была безусловно красивой. Ее называли «ненаглядным подобием» Наркомпроса. С новой женой Анатолий Васильевич обрел падчерицу Ирину, которую удочерил и к которой относился как к родной. Семья Луначарских поселилась в Левшинском переулке в большой квартире, обставленной антикварной мебелью, конфискованной у «бывших». Видимо, Анатолий Васильевич был по-настоящему очарован Розенель. В его «водевильчиках» — пьесах, которые ставились в театре, все главные роли по его настоятельному желанию отдавались ей. Предание говорит, что однажды Розенель вышла на сцену, украсив себя бриллиантами из царского Алмазного фонда. Известен скандальный случай, ставший предметом и фельетона в газете, и анекдотов. Как-то Наталья Александровна должна была возвращаться с мужем из Ленинграда в Москву. Она опаздывала на поезд «Красная стрела». По указанию наркома Луначарского поезд на полчаса задержали. Это, кажется, был единственный случай с опозданием отправления «Красной стрелы». Луначарский получил выговор, сведения о котором опубликовала газета «Известия». Высокое положение мужа (в терминологии того времени — «ответственного работника») создавало для нее исключительные возможности.

Наталья Александровна встречалась со многими выдающимися отечественными и зарубежными деятелями культуры. У нее были литературные способности. Она написала и издала мемуарную книгу «Память сердца», в которой поделилась с читателями воспоминаниями о Маяковском, Брюсове, Южине, Брехте, Остужеве, Марджанове, Андреевой.

В первые недели и месяцы после Октября трудно было найти сотрудников для Народного комиссариата просвещения из-за саботажа интеллигенции. По количеству работников наркомат был в десять раз меньше прежнего Министерства просвещения. Так было легче экономить фонд зарплаты, но трудно работать, и все-таки наркомат успевал делать очень много. Однако уже к концу 1920 года по количеству работников Наркомпрос превосходил старое министерство в десять раз, а чуть позже — и в пятнадцать. Для этого было много причин: сближение большей части интеллигенции с новой властью и прекращение саботажа, отсутствие четкой структуры нового государственного аппарата, радость Луначарского и других партийцев-наркомпросовцев по поводу прихода многих интеллигентов на советскую службу. Не последнюю роль играло желание наркома снабдить бедствующих литераторов, художников, ученых, специалистов скудными пайками и ордерами. В разных отделах Наркомпроса в эти годы работают многие как молодые и еще безвестные, так и знаменитые писатели, театральные деятели, научные работники.

Когда после мытарств на Кавказе в 1921 году Михаил Афанасьевич Булгаков добрался до Москвы, он отправился разыскивать Литературно-театральный отдел Наркомпроса.

Булгаков и от белых, и от красных скрывал свое медицинское образование, дабы не быть втянутым в Гражданскую войну даже в роли врача. Молодой литератор, разыскивая ЛИТО, рисует в своем воображении это учреждение так: комната устлана огромным ковром, письменный стол и шкафы с книгами. Торжественная тишина. Известный писатель сидит за столом секретаря. Дверь в кабинет заведующего. В кабинете в глубоком кресле сидит или Горький, или Брюсов, или Белый. Больше кому же?

Наконец Булгаков нашел ЛИТО в помещении огромного шестиэтажного здания бывшего акционерного общества «Россия». В здании — коридоры в коридоры, в коридорах — двери и муравейник людей. Булгаков путешествует по этому зданию и входит в кабинет, где предполагает увидеть заведующего ЛИТО. В комнате писатель видит старика в папахе и рваной солдатской шинели, на ногах у него обмотки и белые лакированные туфли с бантами. Он представляется как заведующий ЛИТО А. П. Готеррид. Рядом сидит его заместитель В. С. Богатырев.

— Я хотел бы получить место в ЛИТО, — сказал Булгаков.

ЛИТО имело функции наблюдения за литературным процессом и руководства им, постановку литературного слова на службу интересам молодой республики. По стратегии Луначарского, направленной на спасение интеллигенции, ЛИТО как подразделение Наркомпроса выполняло негласную функцию — спасать литераторов от голода. Почти каждый писатель мог поступить на работу в ЛИТО, где получал скудную зарплату и паек и тем самым обретал возможность существовать и даже заниматься творческой работой в голодной Москве.

Булгаков сразу же написал прошение о приеме на работу и тут же получил благожелательную резолюцию. Вскоре вслед за Булгаковым в ЛИТО поступают всегда печальный и тихий литератор Георгий Петрович Штром и кудрявый, румяный и жизнерадостный поэт Иван Иванович Старцов. Видимо, широкий прием интеллигентов на работу в Наркомпрос в начале 1920-х годов был еще и своего рода победным актом, компенсирующим отказ большинства деятелей культуры сотрудничать с новой властью в конце 1917-го и в 1918 году.

Булгаков, как и другие сотрудники ЛИТО, ходит на службу по вольному расписанию и, придя в послеобеденное время — что не значит после обеда! — начинает культурно-организаторскую деятельность, например сочиняет лозунги для Помгола. В комнате, где работает Булгаков, стоят деревянный стол с чернильницей, пустой шкаф, в углу лежит ножками кверху маленький трехногий столик.

После трех часов работы — перерыв. Булгаков со своими коллегами отправляется в Милютинский переулок в дом окон РОСТА и спускается в подвал этого дома. Там помещается столовая, ублажающая наркомпросовцев картофельным супом и картофельными котлетами. Пообедав, наркомпросовская братия возвращается в свои неуютные апартаменты. Булгаков живет первые месяцы в Москве по чужим углам, иногда у знакомых и решает написать руководителям Наркомпроса — Луначарскому и Крупской. Вскоре удалось выхлопотать для Булгакова 18-метровую комнату на Садовой улице. Жить стало легче, хотя бесконечные трудности остались.