Иван Жигалов - Свет маяка

Первый снаряд прошел впереди «юнкерса», второй — тоже, хотя и ближе, третий… Третий угодил точно в бомбу, только-только отделившуюся от пикировщика. Такое случается довольно редко. На месте бомбардировщика появился огромный шар черного дыма, освещенный на мгновение изнутри багровым светом. Из шара, кувыркаясь, выпали два мотора и три странно укороченные фигурки.

Второй самолет летел как-то боком на одном моторе, покачивался, теряя высоту. Снаряд, метко пущенный с «восьмерки», попал в левое крыло, и оно стало разваливаться. Боцман нашего катера Павел Белый для верности полоснул по фюзеляжу. «Юнкерс» клюнул носом и, воткнувшись в воду недалеко от нас, поднял фонтан брызг.

В карманах фашистских летчиков оказались немецкие оккупационные марки, франки, лиры, пропуска в публичные дома, талоны на обед, талисманы-брелки, семейные фотографии. На кителе майора сверкал знак «За Крит», на шее — «Железный крест».

Все эти «трофеи» хранятся у меня.

Следующая запись в том же вахтенном журнале:

«30 июня 1942 года, вторник.

22.50. На западе обнаружено 12 истребителей Ме-109, высота полета — менее 100 м, курс на дозор. Боевая тревога, открыли огонь.

22.53. Атака штурмовиков отражена; два самолета сбито, остальные ушли на север…»

— Игорь Петрович, судя по этой записи, бой длился недолго?

— Да. Три минуты! Но какие? Они остались в памяти на всю жизнь.

…Наступили сумерки белой ночи. Мы ждали большого налета и не отходили от боевых постов.

Предположения наши оправдались: в 22 часа 44 минуты к северу от нас в разрыве туч показались и снова исчезли длинные тела нескольких «мессершмиттов-109», И хотя мы их ждали, атака все же оказалась неожиданной: самолеты «вывалились» из тучи впереди катера и на бреющем полете тремя колоннами по четыре устремились на нас, надрывно завывая сиренами.

Фролов, не дожидаясь команды, открыл заградительный огонь. «Мессеры» немедленно ответили из всех пушек и пулеметов. На катер надвигался сплошной огненный поток. Вдруг рулевой Смирнов попятился, навалился на меня. Я рассердился: «Что это с ним?»

Со звоном разлетелось ветровое стекло. Рваными отверстиями покрылась крыша рубки. Запахло гарью. Головной «мессер» с ревом пронесся рядом и врезался в воду. Это Михаил Зуйков, поймав его в прицел, длинной очередью прошил от мотора до хвоста.

Чтобы увернуться от следующего потока трасс, командую:

— Лево на борт!

Смирнов не ответил обычное «Есть!» Я повторил приказание:

— Лево на борт!

Смирнов медленно повернулся ко мне. И я увидел его мертвенно-бледное лицо с широко раскрытыми глазами.

— Смирнов?!

Рулевой оседал вниз, продолжая тянуть штурвал.

— Товарищ командир… возьмите руль… Я больше… не могу.

Мы задыхались от дыма. Корабль горел.

Смертельно ранен моторист Владимир Полуэктов. Горячий кусок металла ударил его в грудь, когда машинный телеграф передал мое приказание — дать самый полный ход. Последним предсмертным усилием Полуэктов поднял ручку газа до упора. Взревевшие моторы вырвали катер из огненного смерча.

Второму мотористу — Мише Яшелину — осколками снаряда перебило обе ноги. Превозмогая боль, он дополз до поврежденного коллектора. Из пробоин со свистом хлестали струи горячей воды. Если немедленно не устранить повреждения, мотор выйдет из строя, а отсек заполнится кипятком. Подтянувшись на руках, почти теряя сознание, Яшелин стал заделывать пробоины.

Бортовые моторы остались без мотористов. А машинный телеграф передавал с мостика все новые и новые приказания. Механик катера мичман Павел Белобок бросался от одного мотора к другому и хватал своими огромными ручищами то ручки газа, то рычаги реверса. В промежутках между командами он помогал Яшелину устранять повреждения. Вдруг один из моторов чихнул. Взглянув на приборы, Белобок заметил, что стрелки тахометра пошли к нулю. Нет топлива.

— Миша!

Яшелин взглянул на мичмана и все понял. Волоча перебитые ноги, оставляя на панелях кровавый след, он дополз до ручной помпы, подкачал бензин. Моторы увеличили обороты, а из незаделанных пробоин в коллекторах вновь хлынула горячая вода. Белобок сорвал с себя комбинезон, китель, рубашку и заткнул пробоины.

А «мессеры», сделав круг, опять длинной цепочкой заходили для новой атаки. Едва густой поток трасс встал на пути дозора, катера метнулись в сторону. У нас левая и средняя машины работали на полный вперед, а правая — полный назад, руль лежал в крайнем положении «право на борт». Катер, описывая крутую циркуляцию, накренился так, что часть палубы ушла в воду. Сплошная стена из белых всплесков. Еще момент, и она снова обрушится на катер. Ручки машинного телеграфа всех трех моторов переброшены на самый полный вперед. Корабль прыгает вперед, и ливень разноцветных струй обрушивается только на корму катера. На палубе щетиной встает щепа, выбитая пулями.

Белый, слившись с пулеметом, бьет бесконечно длинной очередью по головному штурмовику. С «МО-308» по той же машине стреляет боцман Григорьев. Едва различимый в своем движении самолет проносится низко и падает между катерами, обдав нас фонтаном брызг. Белый, даже не взглянув на него, переносит огонь на вторую машину.

Несколько человек из расчета кормовой пушки и второго пулемета катаются по палубе, телами и одеждой гасят зажигательные пули, впившиеся в доски настила. Из люка кают-компании валит густой черный дым. Виктор Рыбаков, выскочивший из радиорубки, чтобы срастить перебитую антенну, увидев дым, ныряет в люк.

Второй и последующие «мессеры» промазали. Не снижая скорости, прижимаясь к самым гребням волн, они ушли на север.

На мостике появился Белобок в одних трусах:

— Бензин на исходе… Пробиты цистерны… Яшелин тяжело ранен. Он вручную подкачивает топливо… Полуэктов убит… Гаврилов и Рыбаков тушат пожар на корме. Горит кают-компания и ваша каюта… Людей не хватает… В первый моторный отсек поступает вода.

По катеру разносится трель звонков — «Пожарная тревога!»

Срывая на ходу огнетушители и разворачивая шланги, часть команды бросается к люкам.

На катере всего один насос. Он может либо из-за борта подавать воду в пожарную магистраль, либо откачивать воду из отсеков за борт. Что делать? А уже из шлангов вырывается тугая шипящая струя.

— Моторы не зальет? — спрашиваю Белобока.

— Нет. Гаврилов сделал переключения и воду из отсека выкачивает в пожарную магистраль.

«Находчив! Вот молодец, — подумал я. — Подобное не предусмотрено никакими инструкциями».

Мы приближаемся к «восьмерке» и идем рядом. На мостике виднеется высокая фигура Азеева. За рубкой на люке бинтами обматывают Амусина и еще кого-то. Носовое орудие сиротливо смотрит в зенит. Из люка рядом с ним тянутся космы дыма. По палубе снуют матросы с огнетушителями и ведрами. У пулеметов в напряженном ожидании застыли Григорьев и минер.