Том Риис - Ориенталист

В отличие от Вассермана, один из самых интересных еврейских ориенталистов, Ойген Хёфлих (в Вене они со Львом вращались в одних и тех же кругах), был сионистом, не вписывающимся, однако, в стереотипные представления о сионизме. Установление контактов с арабами (а также китайцами и индусами) волновало его ничуть не меньше, чем создание еврейского государства. Для него сионизм был лишь частью паназиатского движения. Хёфлих стремился подняться над расовыми связями среди «азиатов», чтобы понять истинный смысл возвращения евреев в Палестину: «Мы хотим вернуться — однако не как европейцы… Защищать народы Востока помыслами и деяниями — вот наша обязанность за пределами границ собственного народа». В 1937 году он написал благожелательную рецензию на книгу Льва «Аллах велик!», воздав должное и пониманию, и широте охвата, и образу мусульманского мира и пожалев лишь, что автор книги не уделил больше места и внимания «проблемам, с какими приходится сталкиваться евреям, которые стремятся стать частью мира Востока».

Сионисты-ориенталисты рассматривали возвращение евреев в Израиль как сигнал для возрождения Азин и крушения колониальной системы. «Душу Азии убивают», — писал Бубер, открыто осуждая «порабощение Индии, самоевропеизацию Японии, истощение сил у Персии и, наконец, разорение Китая, где древний дух Востока, казалось, пребывал в состоянии незыблемой безопасности». Разница между Львом и другими еврейскими ориенталистами состояла, однако, в том, что если Бубер, Хёфлих, Вассерман и другие предлагали в качестве посредников между Востоком и Западом евреев вообще, то Лео Мохаммед Эсад-бей Нусимбаум в основном предлагал свои собственные услуги.

После разрыва с коллегами-мусульманами Лев не мог более принимать участия в заседаниях общества «Исламия», но, по-видимому, появлялся в более либеральном «Союзе Востока», где, скорее всего, и познакомился с бароном Умаром-Рольфом фон Эренфельсом, который стал его близким другом. Теперь он в основном уделял внимание Советскому Союзу и судьбе всех бывших подданных Российской империи, а не только ее мусульманскому меньшинству. Это вскоре привело его в общество куда более скандальное, нежели могли бы себе представить его собратья-ориенталисты.

Летом 1931 года Лев начал посещать собрания кое-каких антикоммунистических групп правого толка, в том числе и «Германороссийской лиги борьбы с большевизмом». Главой этого объединения антибольшевистски настроенных эмигрантов из России был германский аристократ Александр фон Мельгуноф, а состояли в нем в основном нацисты или будущие нацисты. Правда, когда расистски настроенная пресса вывела Льва «на чистую воду», контакты с «Лигой» стали для невозможными. Каким бы одиозным ни казалось сейчас его намерение присоединиться к группе подобного рода, в контексте того времени оно было объяснимым, особенно если принять во внимание его антиреволюционные убеждения.

Ключ к развивающимся политическим воззрениям Льва я обнаружил в конце его книги «ОГПУ: заговор против всего мира» — он писал ее на протяжении 1931 года и опубликовал в 1932 году. Детально описав зверства ЧК (преобразованной затем в ОГПУ предшественницы КГБ), Лев делает следующее заявление: «Россия — это Америка прошлого, однако, в известном смысле, этой Америка будущего!» Доводы его основаны на сравнении двух стран с точки зрения их размеров и революционного наследия, а также в смысле их отношения к собственным «коренным жителям»: в одном случае это американские индейцы, в другом — мусульмане и татары. Свой главный политический вывод Лев иллюстрирует историческим анекдотом, который едва ли приходил на ум кому-то еще при анализе ситуации в сталинской России. Эдмунд Бёрк выступал в британском парламенте против Уоррена Гастингса, первого генерал-губернатора Индии [132], которому было предъявлено обвинение в притеснениях местного населения Индии. Гастингс возражал, что его действия нельзя считать противозаконными, поскольку в Индии ему были даны дискреционные полномочия [133]. На что Бёрк, британский консерватор, ненавидевший любую несправедливость и беззаконие, возразил следующее: «Милорды, Ост-Индская компания не обладает дискреционными полномочиями, которые она могла бы ему передать; равно и наш король не имеет дискреционных полномочий, чтобы передать их ему; и у вас, милорды, нет таких полномочий, как нет их и у членов палаты общин и у всей законодательной власти в целом. Мы не располагаем дискреционными полномочиями, которые мы могли бы передать кому бы то ни было, поскольку это — нечто такое, что никому не дано и никто не имеет права их передавать. А вот те, кто дает подобные полномочия, — точно такие же преступники, как и принимающие их».

К сожалению, в 1932 году в Берлине не было политических клубов или ассоциаций для последователей Эдмунда Бёрка.

Куда более распространенными среди консерваторов в последние годы существования Веймарской республики были идеи, которые поддерживала редколлегия журнала «Дер наэ остен», сыгравшая столь активную роль в разоблачении этого «еврея-выкреста по имени Лео (Лейб) Нусимбаум».

Издатели этого журнала, выходившего раз в два месяца, принадлежали к своеобразному, хотя и весьма влиятельному кругу интеллектуалов, которые называли себя «мёллерианцами». Как они сами возвестили об этом в 1928 году, в первом номере журнала «Дер наэ остен», их конкретной целью было «продолжить деятельность, не довершенную Артуром Мёллером ван ден Бруком. Особенно в том, что касается Востока».

Мёллер ван ден Брук, прусский философ и переводчик Достоевского, покончивший с собой в 1925 году, смертельно боялся грядущей победы «Востока» (любого — от большевистского до исламского), его триумфа над вырождающимися культурами Запада. В Германии Запад называют Abendland, то есть «вечерняя страна», и Мёллер, так же, как его приятель Освальд Шпенглер, автор «Заката Европы» (пли «Заката западного мира»), считал, что над Европой и в самом деле заходит солнце. Восходит же оно на Востоке, как бы ни определять его. Мёллер считал, что противоядием от анемии и эгоизма западного общества является правильная разновидность коллективизма, который «естественно» выражен среди русских.

Мёллерианцы верили, что «германо-российской части мира» предопределено вести битву космических масштабов против сил западного буржуазного либерализма и что в этой битве их союзниками будут различные силы Востока. Для мёллерианцев государства делились на «молодые» и «старые». Германия была примером «молодого» государства, поскольку находилась в фазе экспансии и обуреваемая «идеей лидера» (Führergedanke) опиралась больше на чувства, чем на разум. Россия проходила аналогичную фазу, и большевистская революция лишь подтверждала это. И Россия, и Германия, по мысли мёллерианцев — это страны, которые проводили эксперимент, находились в поиске, их одержимость имела глубинные корни; и поэтому, на их взгляд, было неверно считать Советский Союз врагом. Истинные враги Германии — на Западе: это страны, победившие в Первой мировой войне и продиктовавшие условия Версальского мирного договора. Правда, США, считали мёллерианцы, с их жизнеспособной «варварской сущностью», духом — юности, развитой крестьянской, фермерской культурой могли бы стать членом будущего «восточного» союза. Идеи Мёллера, трудные для восприятия, туманные по смыслу, после его смерти были бы, скорее всего, заслонены трудами его друга Освальда Шпенглера [134]. Однако, к счастью для мёллерианцев, их герой, прежде чем свести счеты с жизнью, успел дать своему последнему произведению название, резонансное, как никакое другое. Мёллер вначале собирался назвать свою небольшую работу «Третья сила», однако в конце концов озаглавил ее «Третий рейх».