Том Риис - Ориенталист

Самым известным ориенталистом в годы юности Льва был Арминиус Вамбери, его книги и статьи познакомили широкую читательскую аудиторию с нравами и обычаями Востока, он оказывал услуги консультанта военным кругам и правительствам разных стран по вопросам ведения дел в исламском мире. Не подлежит сомнению, что Лев еще в отроческие годы познакомился с его описаниями путешествий по Кавказу и Средней Азии, а также с его знаменитыми автобиографическими записками. Книги и статьи самого Льва не только пестреют ссылками на «великого Вамбери», но и порой имитируют его стиль.

Вамбери, чье настоящее имя Герман Вамбергер, родился в 1831 или в 1832 году (точной даты не знал он сам) в семье венгерского талмудиста и еще молодым человеком отправился в Константинополь, где зарабатывал себе на жизнь, давая уроки и делая переводы. Достаточно скоро он стал желанным гостем у высокопоставленных турок, а за свои исключительные лингвистические способности получил почетное прозвище Решид-эфенди («решид» — «доблестный», честный, а «эфенди» — «господин», вежливое обращение к знатным особам).

Решид-эфенди держался как турки из высших слоев общества и идеально подражал соответствующей манере речи. Погрузившись в атмосферу стамбульской жизни, он поступил на службу к великому визирю, и его высоко оценил сам султан Абдул-Хамид II (Абдул Рыжий). В 1863–1864 годах Вамбери предпринял путешествие по Персии, Кавказу и Туркестану. Он странствовал в обличье дервиша и следовал примерно теми же караванными тропами, по которым примерно через шестьдесят лет пролегал путь Льва и его отца — через Хивинское и Бухарские ханства, в Самарканд, Тегеран и Трабзон, а затем снова в Константинополь [127].

Отмечая «примитивность» Персии по сравнению с Турцией, Вамбери писал, что жители Персии, по-видимому, не имели никакого желания следовать в фарватере у Запада. Он пересек высокогорные пустыни с несколькими караванами, его спутниками были и нищие, и разбойники. Порой ему приходилось попрошайничать в близлежащих деревнях или же просто питаться любыми остатками пищи, какие удавалось найти, у него завелись вши, и он больше всего на свете мечтал о возвращении к удобствам, которые предлагал Запад. Но возвращение на родину было омрачено своего рода «культурным шоком наоборот». Он обнаружил, что надетая им маска срослась с лицом. Он чувствовал, что больше не принадлежит какому-то одному месту. «В Азии меня принимали за турка, перса или за жителя Средней Азии, но очень редко за европейца, — писал он. — Здесь, в Европе, обычно думали, что я — переодетый в европейские одежды перс или турок; вот вам результат игр с этнической принадлежностью!» Он ощутил на себе проявления антисемитизма, характерные для той эпохи и столь сильные в Будапеште: где бы он ни появлялся, писал он, все говорили: «Этот еврей лжет, он обманщик и хвастун, как и все они, его собратья по вере».

Тем не менее в 1864 году, когда он опубликовал свои заметки под названием «Путешествия по Средней Азии», они стали бестселлером повсюду в Европе, особенно в Англии, где их читали еще и в качестве ценного военного и политического руководства. Вамбери в том же году совершил триумфальную поездку в Лондон и Париж, так что подросток, чистильщик обуви из Будапешта, теперь стал личным другом принца Уэльского (впоследствии короля Эдуарда VII) и частым гостем в Виндзорском замке.

Во время своего визита в Англию Вамбери встретился с тремя поколениями британской королевской семьи: с королевой Викторией, королем Эдуардом VII и королем Георгом V.

Жизнь Вамбери была поразительной и необычной, и неудивительно, что он несколько раз писал собственную биографию. Он подружился с другим евреем-ориенталистом, известным искателем приключений Уильямом Гиффордом Полгрейвом, а также со знаменитым путешественником Дэвидом Ливингстоном, который якобы сказал ему: «Как жаль, что ваша деятельность не охватывает Африку!» Возможно, самая интересная встреча, о которой Вамбери часто рассказывал друзьям, случилась у него с тогдашним британским премьер-министром Бенджамином Дизраэли, который спросил у Вамбери, кто же он на самом деле по происхождению.

Хотя Дизраэли стоял во главе самой могущественной христианской державы, известность он приобрел еще раньше как автор популярных романов, в которых говорилось о фундаментальном сродстве между евреями и мусульманами и вообще о превосходстве всех семитов. Его воззрения представляли собой мешанину псевдонаучных представлений о расе с романтическими идеями в духе Вальтера Скотта. Бернард Льюис метко охарактеризовал мировоззрения Дизраэли как «сентиментальный семитизм». Дизраэли идеализировал атмосферу пустыни и османского двора. Еще в молодости, путешествуя по Ближнему Востоку, Дизраэли, точь-в-точь как Лев, гордился тем, что его порой принимали за турка: «Я практически турок, — писал он. — Ведь на мне тюрбан, и я курю трубку длиной в шесть футов, сидя на низком диване». Когда Дизраэли стал премьер-министром, его политика в отношении Османской империи, возможно, продлила само ее существование на целых полвека. Его паназиатская идеология предвосхитила сложнейшие сопряжения и столкновения между евреями и мусульманами, антисемитами и сионистами, интересы которых в последующие сто лет постоянно пересекались.

К моменту смерти Дизраэли (1881 год) над Европой уже начала сгущаться тень антисемитизма, представлявшего собой в некоторых отношениях и вывернутые наизнанку идеи Дизраэли о чистоте рас. Отвечая в парламенте на нападки одного антисемитски настроенного ирландского политика, Дизраэли сказал: «Да, я в самом деле еврей, и когда предки достопочтенного джентльмена еще были дикарями на безвестном острове, мои уже состояли жрецами в храме Соломона». Дизраэли бывал не меньшим расистом, чем худший из антисемитов, так, у него можно встретить, например, утверждения, что евреи — высшие и лучшие среди людей.

Бенджамина крестили 31 июля 1817 года, когда ему исполнилось двенадцать лет, в связи с чем его невозможно было бы обвинить в отказе от иудаизма по расчету или даже по собственной воле, ведь решение принимали его родители. Это обстоятельство дало ему, христианину, возможность заняться политической деятельностью и одновременно гордиться своим еврейством. Его романтические представления о евреях как об «арабах Моисеева закона» (он воспользовался этим определением в своем романе «Конингсби») имели примерно такое же отношение к евреям-современникам Дизраэли, как рыцари Вальтера Скотта в романе «Айвенго» — к членам британского парламента в XIX веке. Недаром Дизраэли рос в эпоху, когда Вальтер Скотт был любимым писателем Англии, да и во всей Европе соперничал в популярности с такими авторами, как, например, Александр Дюма. А создавший позитивные образы евреев-аристократов Скотт как раз исповедовал идеи «расового благородства» и оказал большое влияние на интеллектуалов XIX века.