Александр Керенский - Россия на историческом повороте: Мемуары

Демократические державы после победы стали с особым пылом настаивать на необходимости сохранить довоенный образ жизни и таким образом, в эпоху стремительных перемен все больше превращались в консервативную силу в Европе. Эта тогдашняя сверхконсервативность великих держав в немалой степени содействовала духовному сближению сталинизма и фашизма, отразивших во многом психологию послевоенного мира. Неожиданно прозревшую мирную Европу захлестнула волна безрассудства и безумия. Я понял, что источником силы этих новых доктрин, несмотря на различие целей, которые они ставили перед собой, была их общая ненависть к свободному человеку. Без сомнения, в психологии и коммунизма и фашизма было что-то, что импонировало тем, кто сражался на войне. Их вера была беспощадной, бессмысленность их цели — недостижимыми и утопичными, их воля — извращенной, а их творческая энергия обретала разрушительный характер.

А как же вера, духовность, воля и энтузиазм у демократий? Казалось, они исчезли бесследно. Они были поражены изнутри параличом воли, к тому же извне новые послевоенные демократии оказались под перекрестным огнем. Можно было провести параллель между тем, что происходило с демократическими партиями на Западе, особенно во Франции, и положением демократических сил в России после Корниловского мятежа. Как в буржуазных, так и в социалистических партиях нарастал раскол. Часть этих партий на Западе обратила свои взоры к Москве, часть — к Риму и Берлину. Раскол достиг своего апогея после прихода к власти во Франции правительства Народного фронта. На парламентских выборах 1936 г., совпавших по времени с началом Гражданской войны в Испании, победу с помощью Французской коммунистической партии, руководимой Торезом и Кашеном, одержала Французская социалистическая партия Леона Блюма. Я предупредил Леона Блюма о возможных последствиях такого сотрудничества. [326] Я поспешил тогда же опубликовать свою книгу L’Experience Kerenski. Paris, 1936.

И до наших дней западные демократы никак не могут осознать, что война 1914 года, которая разрушила устои нормальной жизни всех классов общества, одновременно вызвала к жизни не имевшие прецедента настроения, поразившие не столько аристократические и буржуазные слои общества, сколько рабочий и средний классы.

В самое трудное время Февральской революции и войны демократия в России также оказалась под перекрестным огнем: со стороны коммунистов и со стороны генералов, подстрекаемых капиталистическими тузами. Именно генералы получили поддержку союзников. И в Германии демократия тоже оказалась раздавленной в схватке коммунистов и нацистов. Столкновение коммунистов и фашистов привело к тем же результатам в Италии.

В начале второй мировой войны французы на какое-то время утратили способность к сопротивлению из-за глубокой внутренней веры в то, что лишь Сталин способен спасти их от нашествия гитлеровских полчищ. Однако не прошло и трех недель с нападения Германии на Польшу, как Сталин сбросил с себя маску защитника свободы и публично признал факт заключения советско-германского пакта, подписанного в его присутствии Молотовым и Риббентропом. С этого момента шовинистические круги во Франции открыто перешли на сторону Муссолини и Гитлера.

10 мая 1940 года Гитлер бросил в бой свои танковые дивизии под командованием генерала Гудериана, и 22 июня Франция была вынуждена подписать в Компьене соглашение о перемирии.

После капитуляции Франции вся континентальная Европа (за исключением Швеции и Швейцарии) оказалась под игом гитлеровской диктатуры. Однако, несмотря на ошеломляющий молниеносный успех Гитлера, война была далека от завершения. Англия продолжала упорно сопротивляться, а за океаном застыла в ожидании грозная мощь Соединенных Штатов.

22 июня 1941 года гитлеровские армии вторглись в Россию, еще раз подтвердив внутреннюю противоестественность пакта, заключенного между Москвой и Берлином. В том же году 7 декабря Япония уничтожила в Пирл-Харборе значительную часть военного флота Соединенных Штатов. 8 декабря Соединенные Штаты официально вступили в войну.

Через четыре года Германия, Италия и Япония прекратили существование как политические и военные державы. Но и Западная Европа перестала быть центром управления миром. Судьбы мира оказались в руках нового всемогущего триумвирата. Еще до окончания войны этот триумвират (Рузвельт, Сталин, Черчилль) выработал условия возмездия для побежденных, пришел к соглашению о переустройстве демократии, а также об установлении порядка и мира во всем мире. И действительно, как это видно из Ялтинских соглашений, этот триумвират заложил основы мира, возникшего после 1945 года.

Во времена Ялты Гопкинс заявил Роберту Шервуду: «В глубине души мы действительно верили, что это был канун того дня, о наступлении которого мы мечтали и говорили в течение многих лет. Мы были абсолютно уверены в том, что одержали первую великую победу мира, и под словом «мы» я подразумевал всех нас, все цивилизованное человечество. Русские показали, что они могут поступать разумно и проницательно, и ни у президента, ни у кого-либо из нас не оставалось сомнения в том, что мы сможем ужиться с ними и работать мирно так долго, как это только можно себе представить. Должен сделать к этому лишь одну поправку: мы все в глубине души боялись тех непредсказуемых событий, которые могут последовать, если что-то случится со Сталиным. Мы были уверены, что можем полагаться на его разумность, трезвость суждений и способность взаимопонимания, однако мы никогда не знали, кто или какие силы стоят за ним в Кремле…» [327] Шервуд Р. Э. Рузвельт и Гопкинс глазами очевидца. М., 195 % С. 541.

В свете нашего послеялтинского опыта это заявление Гопкинса поражает своим идеализмом, трудно даже представить себе, что его сделал один из тех, кто принимал участие в Ялтинской конференции. И в этом смысле оно может послужить для нас ключом к пониманию причин, почему вместо новой эры мира конец войны возвестил начало холодной войны.

17 сентября 1919 года Ллойд Джордж выступил в палате общин с речью, в которой так обосновал свою политику всемерного ослабления России и предотвращения воображаемого вторжения русских в Индию: «Давайте реально рассмотрим наши трудности. Возьмем Балтийские государства… Потом Финляндию… Польшу… Кавказ… Грузию, Азербайджан, русских армян. Кроме того, существуют Колчак и Петлюра — все это антибольшевистские силы. Почему же они не объединяются? Почему мы не можем их объединить? Да потому, что стоящие перед ними цели в основе своей несовместимы. Деникин и Колчак сражаются во имя достижения двух целей. Первая — уничтожение большевизма и восстановление в России нормального правительства. Во имя этого они способны найти общий язык со всеми силами, но вторая их цель — борьба за восстановление единой России. Так вот, не мне говорить вам, отвечает ли такая политика интересам Британской империи. Был у нас великий государственный деятель… лорд Биконсфилд, который утверждал, что огромная, гигантская, колоссальная, растущая Россия, подобно леднику неумолимо движущаяся в сторону Персии и к границам Афганистана и Индии, представляет для Британской империи величайшую угрозу, какую только можно себе представить».