Владимир Мартынов - Явка в Копенгагене: Записки нелегала

Шедевром кулинарии у бабки Нюши был чугунок рассыпчатой картошки в мундире, сваренной в печи. Правда, на следующий день, специально для нас зарезали теленка, и, наевшись досыта свежатины, мы дня три после этого маялись животами. Молоко было в изобилии. Чай мы себе готовили в кружке при помощи дорожного кипятильника-спиральки.

Работали на полях с утра до вечера, подбирая картофель за картофелекопалкой. Комбайны не работали, так как почва раскисла от влаги. С неба непрерывно сыпался дождь вперемешку со снегом. Нас постоянно сопровождал трактор ДШ — дизельное шасси, который отвозил картофель в картофелехранилище. Однажды картофелекопалка выкопала неразорвавшийся снаряд. Удалив всех подальше, я осторожно на руках отнес снаряд в овраг и закопал его в укромном месте, чтобы не нашли местные мальчишки. Кстати, о мальчишках. Был какой-то праздник, и я был поражен, увидев шести-семилетних пьяных детей. Такого я еще нигде и никогда не видел. Студентки же, которые сами были из села, сказали мне, что во многих селах это теперь в порядке вещей, пьяные дети.

Хата бабки Нюши оказалась к тому же еще и убежищем жен, укрывавшихся от разбушевавшихся в пьяном угаре мужей. И вот то один, то другой мужичок врывается в хату в поисках своей пропавшей жены, но, поскольку беглянки, пока мы там были на постое, прятались где-то в другом месте, мы с Виктором бесцеремонно, без лишних разговоров выпроваживали пьянчужек за дверь.

Через две недели картофельная эпопея для меня закончилась, и меня сменил другой преподаватель. И так было из года в год.

А работа в институте шла своим чередом. Интересно было общаться с молодежью. По мере возможности пытался ее понять. Мы с коллегой организовали английский клуб, где разучивали английские и американские песенки, устраивали tea-paty, [60] Чаепитие (англ.) но с русским самоваром. Ребята, конечно, не знали, чем я в свое время занимался, но не исключается, что дошлые студенты-историки кое о чем все-таки догадывались. Факультет был смешанный — история и английский язык. Но ребята в большинстве своем английскому языку предпочитали историю и о политике очень любили порассуждать, очевидно, находя во мне интересного собеседника, поскольку в чем, в чем, а в политике я всегда неплохо разбирался.

Поработав один год лаборантом, «Веста» поступила в этот же пединститут на факультет иностранных языков. Знание языков, разумеется, существенно облегчало учебу, но тем не менее заниматься «Весте» приходилось много. А ведь у нас семья. В городе из года в год ухудшалось положение с продовольствием и промтоварами. В магазинах исчезло сливочное масло, сыр, мясо, колбаса и даже куры, хотя под городом Н. имелась огромная птицефабрика и свой мясокомбинат. В городе говорили, что все продукты якобы отправляют в Москву. Раз в две-три недели мы вместе с тысячами жителей Н. отправлялись в Москву на электричке или записывались на автобусные экскурсии, чтобы будучи в Москве запастись продуктами. В народе ходила загадка: «Длинная, зеленая, пахнет колбасой. Что это?» Это об электричке из Москвы, до отказа забитой людьми, везущими продукты, главным образом колбасу, поскольку она все-таки дольше хранится.

Весной 1979 года «Веста» закончила пединститут, и мы решили обратиться к Председателю КГБ с письмом, в котором «Веста» просила посодействовать нашему возвращению в Москву, ведь там оставалась престарелая мать, требовавшая ухода. К тому же «Веста» была коренной москвичкой и, вполне естественно, тосковала по своему родному городу и постоянное чувство ущемленности и унижения не покидало ее.

Через две недели нас вызвали в местное управление ГБ и сказали, что пришел ответ на наше письмо, в котором говорилось, что наша просьба пока отклоняется. Мы решили, что это слово «пока» за подписью Председателя может в будущем кое-что значить, и решили ждать.

Тем временем у нас появились хорошие друзья, мы больше не чувствовали себя одинокими. Отпуск у нас был большой, и, как правило, проводили мы его вместе с детьми в деревне на Смоленщине. Летом — грибы-ягоды, занимались огородом, я плотничал. Наши девочки выросли в общении с природой, любили лес и речку, привыкли ходить в грибные и ягодные походы и при этом не хныкать.

Через полтора года мы написали второе письмо с аналогичной просьбой. Снова отказ. На этот раз мотивированный сменой руководства (в то время Председателем только что был назначен В. Федорчук).

В феврале 1983 года мы написали еще одно письмо на имя теперь уже нового Председателя. В письме мы конечно же упомянули, что бывший наш Председатель— нынешний Генсек Ю. В. Андропов, в свое время на нашу просьбу о возвращении ответил, что, мол, «пока это невозможно». Так вот, пробыв (вернее, отбыв) десять лет в Н. (нормальный срок), не могли бы мы теперь рассчитывать на возвращение в Москву, поскольку при выезде нам было обещано, что через какое-то время разрешат вернуться.

Через месяц-полтора позвонили из местного ГБ и передали, чтобы пятнадцатого апреля мы были в Москве, где нам предстоит встретиться с товарищами по интересующему нас вопросу. Мы поняли, что вопрос о возвращении в Москву решен положительно. Слово «пока» в устах Ю. В. Андропова весило немало.

Накануне мы приехали в Москву, позвонили по указанному телефону и договорились о встрече. Пятнадцатого утром пришли в бюро пропусков на Малой Лубянке, где нас уже ждал все тот же, ничуть не постаревший В. E., который вел наше дознание в 1972 году, с товарищем. Беседа велась в служебном помещении. В. Е. начал с того, что все наши прежние грехи остаются в силе, поскольку наши деяния имели серьезные последствия для дела разведки. Какие именно, он не говорил, а мы не спрашивали.

— Несмотря на пашу с вами договоренность, вы имели нежелательные контакты с иностранцами, — выговаривал он нам, поглядывая попеременно то на меня, то на «Весту».

— Ну, имели, конечно, а как же? Например, у нас на кафедре французского языка преподают настоящие француженки. Так что, прикажете нам от них под столом прятаться? — сказала «Веста».

— Ну, мы же ничего такого и не говорили, — примирительно отвечал В. Е. — Просто так, констатируем факт.

— Мне, например, по своей работе приходилось встречаться с кубинцами. Ведь когда мы поступали на работу в институт, в городе Н. иностранцев вообще не было, а теперь же в пединституте образован целый факультет иностранных студентов: немцы, кубинцы, афганцы и прочие. Нам что же, надо было немедленно увольняться с работы? И потом, — продолжал я, — вас ведь не очень смущало то обстоятельство, что «Веста» довольно часто работала с немецкими делегациями из ГДР?

— Да, да, мы мне говорили об этом, но ведь то же были демократы.