Елизавета Мукасей - «Зефир» и «Эльза». Разведчики-нелегалы

Пока мы терзались тревогой о паспортах, подошло время свидания с «соседями».

На конспиративной квартире нас встретил Шах. В гостиной мы увидели еще двух товарищей, которые увлеклись игрой в шахматы так, что не заметили нашего прихода. Однако одного из них мы узнали — это был Ян. Другого мы никогда не встречали. Ян расспросил о Кунице, потом выразил сомнение, что эта фирма подойдет в качестве прикрытия. «Не стоит связываться с маленькими фирмами, надо сразу вступать в большую», — заявил он.

Я возражал, ссылаясь на то, что денег у нас очень мало, а без средств не может быть и речи о вступлении в крупную фирму. Кроме того, фирма Куницы больших материальных затрат и повседневной работы не требует. В ходе дискуссии представители Центра, в конце концов, согласились с данным вариантом.

Я сообщил им о том, что паспорта сданы в полицию для обмена. Это вызвало бурю негодования. Больше всех горячился Шах: «В нашей работе это называется партизанщиной! Перед вами была поставлена задача-проблема, решать которую самостоятельно никто вам права не давал! За самоуправство мы вас привлечем к партийной ответственности!»

Мы молча бродили по пустынным улицам города. На душе было невесело… Что, если мы действительно совершили ошибку и теперь останемся без паспортов?.. Логика подсказывала, что этого быть не может! Имелись все необходимые справки, чтобы на законном основании получить новые документы. Кроме того, прежние паспорта обязательно нужно было менять. В другое время потребовалось бы много труда и времени! А знакомая Соболя из полиции облегчила задачу. Нет! Мы поступили правильно! В тревогах и сомнениях прошли еще двое суток.

В назначенный день мы явились в паспортный стол полиции. Я зашел в кабинет инспектора, которому ранее сдал паспорта, и назвал свою фамилию. Инспектор был любезен. Он сообщил, что паспорта были готовы уже вчера, и, вручая их, весело сказал: «Вот ваши паспорта, по которым вы сможете объехать весь мир, если, конечно, для этого у вас хватит денег». Я отшутился: «Будем стараться заработать столько денег, чтобы объездить весь свет!»

Инспектор предложил расписаться в анкетах и новых паспортах, спросив: «Нужны вам старые паспорта?» Я решил взять их на память и поинтересовался, что делают с паспортами, если владельцы их оставляют? Инспектор ответил, что их хранят в личных делах.

Наконец, после стольких волнений мы держали в руках новенькие паспорта с пометкой «действителен для всех стран». Это был первый успех. Документы позволяли беспрепятственно посещать любую страну, выполнять там оперативные задания.

С этими паспортами мы прошли трудный путь. С ними же благополучно вернулись на родную советскую землю.

Центр одобрил обмен паспортов и одновременно санкционировал мое вступление в фирму Куницы. С тех пор фирма, без ведома ее основателей, стала служить верой и правдой советской разведке.

В конце декабря 1952 года — первого года пребывания на нелегальной работе — Лизу вызвали в Центр на инструктаж по двусторонней связи, а я получил указание срочно выехать в Париж и отыскать нелегала К., который после перенесенной операции находился в больнице в тяжелом состоянии и нуждался в помощи.

Мне сообщили имя и фамилию К. по легенде, а также название больницы, где он должен находиться. В подтверждение того, что я был свой человек, товарищ по работе, мне вручили фотокарточку семьи К. и назвали пароль.

Перед властями я должен был выступать как близкий родственник больного — муж двоюродной сестры (мать Лизы якобы была родной сестрой матери К.). Легенда была разработана Центром, и об этом мне было сообщено, как основание для контакта с К. Мне предоставили полную свободу действий, так как ничего не было известно о положении этого нелегала. Предстояло любым способом связаться с К.

Накануне Нового года я приехал в Париж и прямо с вокзала отправился в больницу. В приемной за регистрационным столом сидела пожилая медицинская сестра в длинном черном одеянии. Накрахмаленная белая треуголка на голове и распятие Иисуса Христа на груди свидетельствовали о том, что она католическая монахиня. На столе перед ней лежала толстая регистрационная книга.

Я снял шляпу, вежливо поздоровался и робко проговорил: «Я родственник больного К. Не можете ли Вы мне сказать, в какой палате он лежит? Могу ли я его увидеть?»

Медицинская сестра знала немецкий язык и, приветливо улыбаясь, пригласила меня присесть. Она взяла регистрационную книгу и стала ее перелистывать. Я увидел множество фамилий, против которых стояли черные кресты… Сестра продолжала листать книгу, пока, наконец, не нашла страницу, где значилась фамилия К. Она молча провела пальцем под этой фамилией, как бы проверяя правильность записи, и показала на черный крест и число. Я окаменел…

После затянувшегося молчания сестра встала и скорбно объявила: «26 декабря в четыре часа утра Ваш кузен скончался». Видя, что известие причинило мне большое горе и что я не могу справиться с волнением, монахиня принялась меня успокаивать: «На том свете ему будет хорошо». Стала бормотать себе под нос молитву, пока я не пришел в себя. Потом попросил позвать медсестру, которая ухаживала за К. и присутствовала при последних минутах его жизни. Необходимо было поговорить с ней о болезни и смерти родственника. Беспокоила мысль, не оставил ли К. улик, компрометирующих его как советского разведчика. Нужно было разыскать место работы К., его квартиру. Все данные для начала розыска я мог получить только в больнице. Ко мне подошла другая монахиня, которая сообщила, что она провожала К. в последний путь, и с упреком спросила: «Почему никого из родных не было перед смертью?»

Тогда я объяснил, что незадолго до болезни навестил его, и что семья не предполагала о таком плохом состоянии К. Телеграмма же пришла слишком поздно. Никто и не допускал такого исхода.

«Ваш кузен умирал в сознании и в полном одиночестве. Он говорил, что у него нет родных! Целуя крест священника, он закрыл глаза, из которых скатилась чистая, как роса, слеза, и затих навсегда».

Я был потрясен услышанным, потом спросил сестру, не знает ли она адрес похоронного бюро. Когда вышел из больницы, в городе царило праздничное оживление. Был канун Нового года. Главные улицы сверкали огнем реклам, разноцветных фонариков и гирлянд, зазывали крикливые названия ресторанов и кабаре, витрины магазинов радовали глаз. Все это никак не вязалось с моим настроением и даже раздражало меня. Было тяжело сознавать, что из жизни преждевременно ушел молодой разведчик. Он умирал в полном сознании, унося с собой тайны Родины. Целуя крест католического священника, до последнего вздоха он не отступил от своей легенды. Я снова и снова вспоминал слова монахини — «чистая, как роса, слеза»! Да, чистая, как роса, жизнь!