В. Козлов - Полярная фактория

11 октября Аксенов уехал на вторую факторию, к мысу Дровяному. Вернулся через неделю. По прямой линии расстояние 140 километров, но туземцы в езде придерживаются береговой полосы, путь удлиняется до 220 км. Поездка обошлась дорого, считая накладные расходы. И опять-таки сотрудникам ясно, что это не нужно, расход ничем не оправдывается.

Возил Гришка Тусида. Он с готовностью выполняет всевозможные поручения Аксенова и собутыльничает. От фактории имеет постоянный разнообразный заработок, а потому крепко за нас держится — ежедневный гость.

Между прочим, из этой поездки Аксенов привез ворох шкурок крестоватика (летний песец).

Никто из нас не знал, что охота на крестоватика запрещена, а Аксенов разрешил всем сотрудникам приобрести для собственных нужд по 30 штук каждому. Полярную пушнину служащие не имеют права приобретать. Каждому же хочется обзавестись за полярным кругом хорошей меховой вещью. Крестоватики пришлись весьма кстати. Таким образом, запасаясь крестоватиком, мы не знали, что творим преступление. Но Аксенов должен был знать о запрещении охоты на крестоватика и покупки его.

Остальная часть октября прошла под знаком приготовлений Аксенова к от’езду в Новый порт. С’ездить необходимо, главным образом, для координации расценок на товары. Это предусмотрено и уполномоченным Комсеверпути Евладовым. Он приказал, положим, „по первой пороше“, но первая потрачена на Дровяной мыс.

Конечно, ехать надо бы не Аксенову, а Пепеляеву, либо мне. Аксенов единственный человек, знающий язык. Без него торговля — сплошное недоразумение. И все же, когда выяснилось его твердое намерение ехать самолично, никто из коллектива не возражал. Неполадки из-за беспрерывной пьянки все равно обесценивают работу и создают бесхозяйственность.

Он выехал 1 ноября, увозя в крытой кибитке беременную жену.

Везет все тот же неутомимый Гришка.

Путешествие серьезное и, разумеется, не безопасное. Путь, чуть ли не 800 километров по снежной пустыне. В расчеты входит останавливаться для роздыха и кормежки оленей в туземных чумах. Однако трудно сказать с уверенностью — стоят ли чумы в предполагаемых пунктах, или откочевали. Кроме того, опасны бураны. Мы уже знаем примеры, когда сами промышленники блуждали по тундре несколько суток и не умели, сыскать собственного чума. Проплутав и просидев под снегом три дня, один туземец вернулся к нам на факторию и выехал, когда буран прекратился.

Зима уж вполне установилась. 25 октября ударил сильный мороз не меньше 20 градусов, при страшном ветре. Намело сугробы. Овраги и протоки заполнились до краев, сравнялись с тундрой.

Мы с Васей ездили закладывать рыбу и мясо для приманки песцов и не смогли найти озеро, хотя хорошо, кажется, изучили и дорогу к нему и месторасположение. Где раньше были трехсаженные овраги, выросла возвышенность. Рельеф стал неузнаваем — ориентироваться не по чем.

На Пегашке ездить опасно. Один раз он так основательно провалился в скрытую яму, что его насилу извлекли. Снежный наст его не держит. Говорят, в разгар зимы, когда ртуть упадет до 40° и ниже — покров окрепнет. Но все же, по-моему, сомнительно, чтобы снег не проваливался под тяжестью лошади. Только олени бегают здесь свободно. У них копыта мало того, что раздвоены, но и особо приспособлены к насту — половинки расходятся в стороны.

На бухте берег отходит все дальше и дальше. Мороз уже так прочно сковывает воду, что обыкновенный прилив не в состоянии разломать лед. Шторм же ломает и нагромождает новые и новые торосы. Они уходят грядами в бухту.

Не видно ни гаг, ни куропаток — улетели.

20 ноября последний раз в этом году видели солнечные лучи. Самого солнца не было — оно не поднялось. Лучи же в 1 ч. 30 м. пополудни прорезались в ясном небе на румбе юго-запада.

Дальше погода испортилась, начались затяжные бураны, а когда вновь выдался ясный день, то и солнечных лучей не обозначилось. Наступила, значит, та пора, которая известна под названием „полярной ночи“. Беспрерывной тьмы пока нет. День, правда, сократился до смешного: в 10 1/ 2 час. рассвет, к часу дня можно читать, в три — густые сумерки.

Мы круглые сутки работаем при лампах, но на дворе сменяются день с ночью.

Ночами видны северные сияния. Только в туманную или облачную погоду они скрыты от глаза. Да дневной свет гасит их.

Северные сияния правдоподобно описать очень трудно. Они многокрасочны и по очертаниям капризно-прихотливы. Иногда стоят в виде столбов света, тогда похожи на лучи прожекторов, неподвижно остановившихся в небе. Однако самое свойство их иное, чем у лучей прожектора. В сиянии нет жизни, нет игры — оно мерцает тускло и мертво. Не свет, а „приведение“ света, его зеркальное отражение. Впечатление получается именно, как от чего-то „мертвого“. Красочность сияний зависит от облаков, может быть, или от воздушных течений, от разной плотности и насыщенности воздуха парами или газами. Другими словами, возможно краски сменяются не потому, что окрашен отраженный свет, а в зависимости от небесного экрана, на который сияние падает.

Причудливость же форм фейерична. Я не видел двух сияний, похожих друг на друга. Они всегда разные. И в очертаниях нет точных граней или резких преломлений. Все расплывчато, все пределы теряются постепенно, исчезают и растаивают неуловимо.

В тихие ясные ночи белый простор тундры в сочетании с северным сиянием создает впечатление абсолютно мертвого покоя. В зависимости от вкуса, это может нравиться или нет. Но как световой эффект, таковая картина ни с чем несравнима.

Это крайне обидно: прожить больше года за полярным кругом и не иметь градусника для измерения температуры! Уж не говоря про систематические наблюдения, но из простого любопытства хотелось бы сравнить наиболее резкие понижения. За последнюю неделю холода стояли серьезные, градусов не меньше 30—35.

Хотя Ямальский полуостров исследован еще крайне недостаточно, однако нельзя сказать, чтобы он не привлекал внимания научных и промышленных организации и не разжигал бы предприимчивости в людях отважных и инициативных. В этом смысле Ямал уже имеет свою историю и свою героику.

Старожилы рассказывают о нескольких русских промышленниках, лет 20 назад проникших сюда с целью разведать промысла. Они пришли на полуостров в начале лета, добрались до озера Нейте, обширного и славящегося рыбой. Оно расположено в долине, спускающейся от водораздела к Обской губе, вблизи реки Се-Яга — километрах в 120 к югу от нашей фактории.

Надо сказать, в здешней тундре рыбных озер вообще много. К ним на лето откочевывают туземцы для промысла.

Когда русские выяснили колоссальность нейтовского богатства, у них закружились головы. И родился хищнический план овладеть всей рыбой одним ударом. Для этого требовалось: прорыть протоку в перешейке, отделяющем Нейте от соседнего ниже лежащего озера, и спустить воду.