Владимир Рынкевич - Шкуро: Под знаком волка

Воронецкий был твердокаменным коммунистом, учеником Троцкого. Его жена служила где-то под Питером и он, конечно, не позволял себе просить начальство, чтобы ее перевели в Москву. Правда, в поезд ее бы не взяли — женщинам здесь не место. Незачем об этом думать журналисту Стахееву — у самого жена с ребенком вдалеке, у чужих людей. Оставалось надеяться, что это скоро кончится.

Из Екатеринослава прибыли в Харьков, где стояли несколько часов, пока Троцкий совещался с Гиттисом, Ворошиловым, Якиром и другими командирами Южного фронта. Вернулся Предреввоенсовета не в духе. Это обычно выражалось в молчании и в коротких резких распоряжениях. Теперь он приказал: «Выезжаем немедленно… Секретаря-шифровальщика ко мне…» Воронецкий, наверное, что-то узнал в секретариате и рассказал Стахееву:

— Считает, что Харьков сдадут. Да и Екатеринослав. Не надеется на командарма Ворошилова. Надежда на кавалерию. Создается конный корпус.

Ночью — Курск, утром — Воронеж, затем знаковая станция Кантемировка. Здесь открылись вагоны-гаражи, и по трапам выкатились четыре легковых и два грузовых автомобиля, предназначенных для поездки в Богучар. Троцкий отлично помнил не только О делах партийных и военных. Покидая поезд, спросил, готов ли Стахеев, и приказал устроить его в одном из первых автомобилей, предусмотрев место для жены и ребенка.

Летом, конечно, все было вокруг другим: зелень, свежие яблоки у торговок на станции, но здесь не Ставрополь и не Пятигорск, погода пасмурная, временами мелкий дождик, небо в дымных облаках. Степь тревожно молчит.

Въехали в Богучар. Вот и здание школы-гимназии. Михаил Петрович нервно закусил губы и опустил голову, уставившись на свои плохо почищенные сапоги. Ничего не хотел видеть, ничего не хотел помнить. Машины остановились на площади у Совета. Все местное начальство ожидало на улице. Дождя здесь не было, но лужи и грязь не просохли. Представители власти в гимнастерках, сапогах, фуражках с уважением и любопытством вглядывались в едва ли не самого главного человека Советской России. Троцкий вышел из автомобиля, приказал довезти Стахеева до его дома и обратно, и не задерживаться более чем на полчаса, затем подошел к встречающим и каждому пожал руку.

К дому Буйковых подъехать не удалось — огромная лужа на всю улицу. Стахеев добирался по узкой вязкой тропинке вдоль заборов. Шагов за сто» увидел знакомый дом с облупившейся побелкой на стенах. Сердце налилось тяжестью и потянуло к земле, и вздохнуть было невозможно. Все окна дома заколочены досками. Медленно двинулся к калитке, издали увидел огромный замок. Подошел, остановился, беспомощно оглядываясь. Пусто и тишина. В соседнем дворе калитка открыта. Вошел, поднялся на крыльцо, долго стучал. Наконец загремели засовы, показалась женская голова в платке. Боясь узнать что-нибудь страшное, Стахеев тихо спросил ее о соседях.

— Буйковы-то? Дубы? Мы их дубы зовем — такое, знаешь, у нас уличное дело — каждому прозвище. Вот мы — Рыбаки. А почему так, я и не знаю. А ты кто будешь?

— Я… был у них зимой. От их сына, от Степана я. Он в Москве у меня был. И еще женщина у них с ребенком.

— У дубов-то? Да. Была у них молодуха.

— Где же она?

— Дак с ними и поехала. Лошадей на том краю нанимали до Кантемировки. Сказывали — в Воронеж. А там ктой знает. Когда же это? Да. Три дни прошло. Казаки тады было наступали, дак наши их побили. А дубы вот спужались и побегли. И молодуха с ребеночком.

Стахеев вернулся на площадь значительно раньше, чем через полчаса. Бродил в задумчивости, не замечая дождя. Шофера натянули на свои машины брезентовые крыши. Грузовики наполнили мешками с мукой и картошкой.

Троцкий вышел в сопровождении охраны и быстро зашагал к своему автомобилю. Увидев одинокого Стахеева, остановился, подозвал его, спросил, что случилось. Выслушал внимательно, направляясь к автомобилю, не оборачиваясь» коротко сказал:

— Что ж. Из Москвы вам проще будет выехать за семьей. Статью дайте на ремингтон и завтра утром мне на стол.

И Михаил Петрович не решился просить разрешения остаться в Воронеже.

В Горловке Шкуро вызвал в свой вагон-штаб нового начальника штаба полковника Соколовского [63] Соколовский Василий Иоаникиевич — подполковник. Осенью 1918 г. — начальник штаба 1-й конной дивизии, затем — 1-го конного корпуса" с декабря — начальник штаба армейской группы генерала Врангеля. С мая 1919 г. — начальник штаба корпуса Шкуро, затем начштаба 1-й Кавказской казачьей дивизии. Галлиполиец. Умер в 1930-х гг. в Париже. , немногословного спокойного генштабиста, приказал выбрать в поселке лучший дом и перевести туда все штабные и вспомогательные службы, затем подготовить приказ по корпусу о боевых задачах в соответствии с директивой Ставки. Уже вскоре он наблюдал в окно, как таскают казаки на повозки документы, ремингтоны, столы, стулья, шкафы… Вызвал Кузьменко, усадил, разговаривал с ним доброжелательно — хоть и много забот, а настроение хорошее.

— Коля, скажи им, чтобы выносили самое необходимое: дней через десять поезд вернется к нам.

— А куда вы его отправляете, Андрей Григорьич?

— Тасенька переезжает в Кисловодск на отдых. Берет с собой мебель и всякое хозяйство. Там теперь высший свет во главе с вдовствующей императрицей. С Тасинькой ее верная подруга, графиня Воронцова-Дашкова. Сокращенно: графинчик Ниночка. И подмигнул адъютанту.

— Нам бы сейчас поезд как раз, Андрей Григорьич. Я разведал хорошее дело. В Славянске — спиртовой завод. С четырнадцатого года гнал спирт и прятал на секретных складах — водку-то Николай тогда запретил. Эти склады пока не тронуты, но не сегодня завтра дознаются. Не казаки, так офицеры или солдаты.

— Славно, Коля. Поднимай «волков». — И Соколовского вызвал: — Мне так надо желтых побольше. Англичане за уголь заплатили — все в Екатеринодаре оставил. Хочу в Кисловодск поехать. Подарки нужны. И людям надо раздать. Да и ты, наверное, поиздержался. Распотрошим этот Славянск. На том пути стоят теплушки. Грузиться туда.

Соколовскому Шкуро приказал провести совещание командиров без него. Главная задача — держать фронт по линии Мелитополь — Александровск — Синельниково — Новомосковск. На Екатеринослав не лезть.

В Славянск едва успели — там уже орудовали офицеры и казаки дивизии Топоркова. Один казак утонул в цистерне со спиртом. «Волки» быстро навели порядок: оцепление, повозки, организованная погрузка. Шкуро с плетью расхаживал меж цистерн и ящиков с бутылками и успокаивал нетерпеливых:

— Успеешь нахлебаться! Брось бутылку, а то плетью отхожу и на дуван не поднимешься…

В Горловку вернулись ночью с песнями. На паровозе рядом с машинистом дежурил сумевший остаться трезвым Кузьменко. Почти все «волки» остались до утра в теплушках. Шкуро сам пришел в новое помещение штаба, пошатываясь — неужели стал слабеть. Приказал не будить, пока сам не проснется, и завалился на диван.