Михаил Филин - Арина Родионовна

«Новорожденную назвали именем её тётки Ирины Кирилловой», — пишет А. И. Ульянский [71] Там же. С. 6. . Небесными же покровительницами девочки стали две святые мученицы Ирины (одна из них была сожжена вместе с сёстрами при императоре Диоклетиане в начале IV века по P. X., другая пострадала в Коринфе).

Ирина была третьим ребёнком в этой крестьянской семье (ранее, в 1751 и 1755 годах, у Яковлевых родились Евдокия и Семион [72] Как установил всё тот же А. И. Ульянский, Евдокию Родионовну впоследствии выдали замуж за крепостного крестьянина из Суйды Еремея Агафонова (между 1745 и 1748–1803), у них были дети: Семён, Николай (1781—?) и Осип; а брат Ирины Семион (или Семён) Родионович женился в 1780 году на некоей Настасье, с которой прижил Матвея (1781—?), Параскеву (1782—?) и Илью (1790—?). ). Изучение исповедных ведомостей, ревизских сказок и метрических записей, предпринятое биографом, позволило прояснить некоторые аспекты Ирининой родословной — впрочем, крайне скудные.

Точных данных о происхождении отца Ирины так и не обнаружилось. Нам известно, что Родион Яковлев родился в 1728 году; предположительно в тридцатых годах он очутился в доме Петра Полуектова (между 1692 и 1696–1772), крепостного крестьянина графов Апраксиных, переселённого в Суйду из какой-то центральной губернии. В бездетной семье приёмыш фактически стал родным сыном. Из других документов можно вывести, что в 1749 или в 1750 году «приимыш» Родион, которому было около двадцати двух лет, женился на Лукерье Кирилловой (1730–1796 или 1797), числящейся «старинной того села» [73] Там же. С. 8, 75. .

Таким образом, к моменту рождения Ирины её матери было двадцать восемь лет, а отцу — круглых тридцать. По тогдашним меркам, Родион и Лукерья Яковлевы уже миновали середину земной жизни и вплотную приблизились к возрасту дедов и бабок [74] Ср. с фрагментом «Экономического календаря» С. В. Друковцева, изданного в 1780 году: «Законное положение для крестьян весьма порядочно сделано — женщине тринадцать лет, а мужчине пятнадцать к бракосочетанию положено, чрез что они по молодым своим летам, ввыкнув, во-первых, друг к другу, а во-вторых, к своим родителям, будут иметь прямую любовь со страхом и послушанием» (цит. по: Лотман. С. 219). .

Вышло так, что семейство Яковлевых принадлежало Фёдору Алексеевичу Апраксину совсем недолго.

Двадцатипятилетний граф побаивался, что вдова его брата Петра (правда, разведённая, но имевшая хорошие связи в «сферах» особа) заявит свои — как на грех обоснованные — претензии на апраксинские земли [75] Телетова. С. 148. . А делиться с хваткой невесткой отставному капитан-поручику никак не хотелось и, едва вступив в единоличное владение вотчиной, Ф. А. Апраксин решил сорвать банк, то бишь опередить соперницу и побыстрее избавиться от Суйды и прочих окрестных селений.

Вскоре он преуспел в этом хлопотном деле и выгодно сбыл вотчину.

Покупателем оказался не кто иной, как генерал-аншеф и кавалер многих орденов, начальник Ладожского канала и кронштадтских строений Абрам Петрович Ганнибал (1696–1781), прославленный «арап Петра Великого».

Судя по сохранившимся метрическим записям, уже 1 мая 1759 года Суйда законно принадлежала ему [76] Ульянский. С. 8. . Помимо Суйды, генерал приобрёл также Мельницу, Коприно (Кобрино) и иные апраксинские земли. В последующие годы он расширил свои владения за счёт покупки близлежащих имений других помещиков. Кроме того, неподалёку от Кобрина генерал попутно построил Руновскую мызу. В итоге общая площадь его поместий в Петербургской губернии составила 9476 десятин [77] Там же. С. 10. .

Так Ирина (Иринья) Яковлева, которой не исполнилось и года, сменила господина и превратилась в крепостную диковинного, отродясь не виданного в тех краях барина с чёрной «арапской рожей».

Возможно, удивлённая девочка впервые увидела его, давно разменявшего седьмой десяток, лишь во второй половине 1762 года или даже позднее. После кончины императрицы Елизаветы Петровны (та почила в Бозе в декабре 1761 года) придворные недруги сумели настроить оказавшегося на престоле Петра III против генерала. В июне 1762 года Абрам Петрович был отправлен в отставку «за старостию» [78] Гнамманку Д. Абрам Ганнибал: Чёрный предок Пушкина. М., 1999 (серия «ЖЗЛ»). С. 154. , причём сделали, это без полагающихся пожалований и повышений в чине. Вскоре после оскорбительного изгнания со службы А. П. Ганнибал гордо удалился в Суйду, «где с редкими отлучками и провёл последние девятнадцать лет своей богатой событиями жизни» [79] Телетова. С. 150. .

В исповедной росписи суйдовской церкви Воскресения Христова за 1765 год, среди «дворовых людей господина генерал аншефа и ковалера Аврама Петровича Ганибала», есть и уже знакомые нам имена Петра Полуектова, его «приимыша» Родиона Яковлева с женой Лукерьей и детьми. Указана (среди «людей женска полу», под № 62) и Иринья, шести лет. В графах «Кто были у исповеди и святого причастия» и «Которые у исповеди не были» против её имени ничего не написано [80] Ульянский. С. 87. .

В эти годы Яковлевы по-прежнему жили вместе с Полуектовыми, душа в душу, под единой кровлей. Семейство Родиона Яковлева разрасталось: вслед за Ириной родилось, по всей вероятности, ещё четверо детей. Такая большая семья, состоящая преимущественно из малолетних, была обречена на существование в условиях крайней нужды.

Небезызвестный Василий Львович Пушкин (дядюшка поэта), побывавший в Суйде в конце XVIII столетия, воспел благолепие тамошней натуры в звучных сентиментальных стихах:

Крестьяне ганнибаловских владений не были горазды на подобное восприятие красот местной природы. Они находились на барщине (никаких сведений о её размерах нет), то есть трудились (в обществе своих хлой) в полях и на мельнице, временами заготавливали лес и дрова, занимались рыболовством на журчащей Кобринке и сбором мёда.

Отставной генерал жил не только «в тишине и покое», как сказано в «Немецкой биографии А. П. Ганнибала» А. К. Роткирха (XVII, 48). Он был хозяином рачительным, вникавшим во всякие хозяйственные подробности, охочим до усовершенствований, но, видимо, не слишком заботливым по отношению к собственным холопам. В преданиях сообщается о его суровом нраве и крайней скупости. Показателен эпизод, имевший место в январе 1766 года: когда ватага крепостных одного из помещиков Петербургской губернии пустилась в бега, к ней незамедлительно присоединилось и «множество беглых Господина Ганнибала Суйдовской мызы крестьяне». Вооружившись «разбойничскими инструментами», ослушники, ничуть не горюя о покинутых соловьях и ландышах, «поехали в Польшу». Дело об этом возмутительном происшествии было заслушано в Сенате [82] Ульянский. С. 118. .