Коллектив авторов Биографии и мемуары - Кадеты, гардемарины, юнкера. Мемуары воспитанников военных училищ XIX века

Морской корпус имел, конечно, большие недостатки, особенно если судить по понятиям теперешнего <1873 год> времени, но справедливость требует сказать, что эти недостатки были тогда общие всем учебным заведениям и в других обнаруживались в гораздо большей степени. К недостаткам, не зависевшим от корпусного начальства, следует отнести посредственность большей части учителей, кроме преподавателей математики и морских наук, вследствие скудости окладов. Затем бесспорным была грубость нравов, проистекавшая главным образом от домашнего воспитания тогдашнего небогатого дворянства <���…>; далее, смешение всех возрастов в камерах, подававшее повод и случай к злоупотреблению силы; отсутствие всякого поощрения ввиду безвыходности карьеры вследствие упадка флота, не предоставлявшего в то время даже перспективы прежних заграничных походов; скудость учебных средств, и наконец, выше объясненное зло необходимого пополнения комплекта флота, обеспечивавшего всем гардемаринам производство в мичманы после трех кампаний.

Признавая все это, мы должны, однако же, сказать, что в то же время было в Морском корпусе много и хорошего, даже такого, каким не многие заведения могут и ныне хвалиться. Не было изнеженности; со стороны начальствующих честность и справедливость были развиты в высшей степени, было старание доставлять для ученья многое, чего не давали корпусные средства, а со стороны учеников у многих была развита охота к ученью независимо от всех внешних побуждений и вопреки отсутствию многих средств и удобств для занятий. Было, наконец, общее уважение к ученью и науке, даже и у тех, кто вовсе не заботились сами для себя об ученье. Каждый выпуск гордился своими хорошими учениками, и ничто не было так обыкновенно, как слышать самых отъявленных шалунов и лентяев, унимающих друг друга и говорящих: «Не шумите, братцы! Наш зейман сел заниматься»; или: «Ну пойдемте же отсюда, а то будем мешать нашему зейману», — и проч. [12] Zeemann, с голландского, назывались со времени Петра лучшие знатоки математики и морских наук, и заслужить это название от товарищей считалось выше получения всякого диплома <���…>. — Примеч. Д. Завалишина.

Мы не знаем примера, чтобы кадеты делали подарки кому-нибудь из корпусных офицеров, да это при общей справедливости и честности ни к чему бы и не повело. Даже дети корпусных офицеров не извлекали никакого преимущества и выгоды из того, что отцы их сами были корпусные офицеры, и притом, естественно, всегда из самых старших офицеров с другой стороны, и между кадетами не допускалось оскорблять равенство открытым пользованием такими вещами, каких менее достаточные не могли иметь. Запрещалось носить свое платье и белье; запрещалось есть в роте что бы то ни было, кроме казенной пищи; кто находил возможность пить чай или закусывать чем-нибудь, тот уходил в людскую, к комнатной прислуге.

Хотя Морской корпус был и «шляхетный» и воспитанниками в нем могли быть только столбовые дворяне; хотя было немало и генеральских, и адмиральских детей, но изнеженности не было никакой; чаю и даже сбитню и в помине не было; поутру и вечером была только пеклеванная булка с водой, но ропота на это не было. Эти булки, равно как и ржаной хлеб и квас, славились в Петербурге, но обед из трех блюд и ужин из двух с неизменной в числе их гречневой жидкой кашей были незавидны; питья вне обеда, кроме воды, не было ничего. Лазарет был, однако же, в очень хорошем положении, и во все время мы помним только один случай смерти, и то от ушиба. Шинели и фуражки были холодные; калош или теплой обуви, само собой разумеется, не было. На часах в карауле отстаивали по два часа. Учились зимой от 8 до 12 часов, весной и осенью от 7 до 11; после обеда всегда одинаково — от 2 до 4. Прилежным ученикам дозволялось заниматься и после 9 часов до 11 ночи в дежурной комнате. Вставали в 5 часов всегда; в 6 была молитва и завтрак, в 7 — классы, а зимой репетиция уроков до 8, а в 8 шли в классы. В 12 часов обедали и в 5 часов завтракали, в 8 ужинали; в 9 молитва и ложились спать. В 10 часов, в 12 и в 2 часа ночи ходили дозором по всему корпусу дежурные по корпусу офицеры и гардемарины.

В корпусе была хорошая библиотека, но составлена она была не из корпусных средств, а, вероятно, из случайных приношений, и потому не совсем пригодна была для воспитанников. Но как старались зато иногда офицеры достать какую-нибудь хорошую книгу и дать прочесть ее воспитанникам; с какой охотой воспитанники, в свою очередь, собирались в кружок, чтобы слушать чтение какой-нибудь исторической или другой полезной книги! В корпусе был и физический кабинет, а физике и химии учил сам М. Ф. Горковенко. Как хлопотал, бывало, он, чтобы выпросить денег на какой-нибудь новый инструмент! <���…>

Занятие предметами, не состоящими в обязательной программе, тем было замечательнее, что в последние годы пред выпуском из корпуса и обязательных предметов было множество, и между ними немало так называемых головоломных, как, например, высшая математика (дифференциальное и интегральное исчисление), астрономия, теория морского искусства, кораблестроение и проч.

Как же на все это доставало тогда времени, и мы не жаловались на трудности занятий, при недостатке руководств и пособий, при отсутствии удобства для занятий и при учителях, не всегда преданных делу и строго ограничивавшихся формальной обязанностью, так что весьма немногие допускали просить у себя объяснений, особенно вне классного времени?

Дело в том, что тогда не слишком торопились пользоваться удовольствиями и наслаждениями; воспитанники не знали отпусков по будням, и даже в праздничные дни отпускались только к надежным родственникам, да и то требовались личный приезд или присылка надежного лица с письмом, а возвращение в корпус было обязательно в 7 часов вечера накануне учебного дня. И ни один предмет, может быть, не подвергался так часто обсуждению, как отпуски из корпуса; и каждый раз, когда заявлялось требование об ослаблении строгости по сему пункту, решение было отрицательное на том основании, что для людей с недостаточными средствами, как большая часть воспитанников Морского корпуса, недоступно посещение таких мест, где они могли бы получить пользу или благородные удовольствия, и потому дозволение отпусков неизбежно ведет к посещению таких мест, от которых, кроме вреда, ничего ожидать нельзя.

Несмотря, однако же, на всю строгость в этом отношении, для лучших учеников было исключение. Им дозволялось ходить на физические опыты, посещать Академию художеств, Медико-хирургическую <���академию>, Кунсткамеру, Горный музей и проч. Летом остававшиеся в корпусе в тот месяц, когда не были в походе <���…>, отпускались гулять на острова, на взморье. В походе на корпусных фрегатах осматривали Кронштадт, Петергоф, Ораниенбаум и проч.