Виталий Радченко - Байки деда Игната

А вот дед Игнат, посетив меня в достопамятные времена, не грустил — он был рад свиданием с внуком и своими Самурскими казармами. «Моих» Самурских казарм не стало.

Почти не стало…

Про службу свою, в полном смысле «царскую», дед Игнат рассказывал охотно и с интересом — считал, что именно та служба и была главным событием его жизни. Но вспоминал не ход ее и последовательность, а отдельные случаи, пусть не столь важные, но запомнившиеся. И рассказы его о той службе звучали для нас как одна длинная байка… Жизнь ведь измеряется не днями прожитыми, а теми, что запали в память. Ну что вспомнишь об обычных буднях рядового казака, пусть даже и конвойца? Занятия — «пеше по конному», в конном строю, фехтование и рубка, гимнастика, укладка походных вьюков, изучение уставов, «словесность», «беседы о войне», перековка лошадей, и — караулы, которые, собственно, и считались настоящей службой, ибо все остальное было учебой и подготовкой к делу — охране Его Императорского Величества Государя и Самодержца Всероссийского Николая Александровича, особы священной, помазанника Божьего, а равно и членов его августейшей семьи. Из них «величества» — только сам царь, его мать, а также жена, остальные — «высочества».

Всех надлежало знать в лицо и помнить назубок титулование и порядок обращения к ним, форму ответа на их вопросы, ежели такие случатся. Кроме того, у царя было множество генералов и высоких сановников. Многие из них имели прямое отношение к гвардии и армии вообще — их тоже следовало знать и должным образом величать.

Во всех этих премудростях новичков натаскивали унтер-офицеры, ибо выпускать «неотесанного» бородатого верзилу перед ясные очи особ высочайших было никак не можно.

Что греха таить, иному казаку-станичнику было бы легче в одиночку выкопать криницу или нарубить знатную поленицу дров, чем все это вызубрить. Но — вызубривали. Потому как очень хотелось не отстать от других, и быть отчисленным из конвоя за тупость или вечно прозябать дневальным в конюшне. Вызубривали, и еще как! Казак — не турецкая лошадь, все поймет и все постигнет. Вероятно, не каждый высокопоставленный царедворец мог похвастать такой четкостью и такой готовностью «в любой момент дня и ночи» отрапортоваться хоть царю, хоть генералу, хоть кому бы то ни было. И ответствовать явственно, глядеть бодро и чуть весело, не пряча глаз, с полной готовностью кинуться хоть в огонь, хоть в воду, и образцово выполнить любой приказ, любое повеление. На то и служба, тем более царская!

Однако, сам император «Мыкола» казакам «не показался»: не «взрачен», малого росточка, с добрым, даже ласковым лицом… То ли дело главный командир всей российской гвардии Великий князь Николай Николаевич, царев дядько — рослый, представительный, резкий, с грозным взглядом. Орел, а не… голубок. Недаром, если на людях Николай Николаевич появлялся в свите царя, обыватели во все глаза смотрели на него, наивно, по-своему обоснованно, полагая, что именно этот высокий, блестящий сановник в генеральской форме и есть император. Конвойцы тихо пошучивали, что это, может, и к лучшему: случись покушение (тьфу-тьфу, не приведи, Господь!), то бомбисты обязательно перепутают и бабахнут по Николаю Николаевичу, не заметив в толпе царедворцев подлинного царя.

По слухам, в германскую войну Великого князя еще при жизни царя исподтишка называли «Николаем Третьим». И неудивительно, что после революции, уже в эмиграции, он доживал свой век весьма почитаемым, считаясь как бы законным наследником уже покойного российского императора и блюстителем его престола. Но до того еще было ой как далеко!

Дед Игнат часто вспоминал, что он в конвое застал еще унтеров-сверхсрочников, хорошо помнивших отца «царя Мыколы» — императора Александра Александровича. Вот то был, по понятиям станичников, настоящий во всех отношениях царь: богатырь, если сказать коротко. Конвойные как-то видели, как их величество, прогуливаясь по парку, подошел к бревну, лежащему где-то на задворках, поглядел-поглядел на него, потом ухватил ту деревину руками за один конец и, не очень тужась, поставил бревно «на попа». Полюбовавшись на могучий ствол, он толкнул его слегка, и бревно упало на землю — это, значит, чтобы оно как-нибудь не завалилось само и не придавило кого ни то. Казаки потом вдвоем пытались поставить ту бревнину «на попа» — не вышло, пришлось звать третьго…

Поговаривали, что царь Александр был не дурак выпить, но про то дед Игнат «чув» (слышал) не от конвойцев, а уже после революции от разных грамотных людей. И брехали про то складно, мол, носил он за голенищем плоскую фляжку с романеей и частенько к ней прикладывался… А то вроде у него было и такое развлечение: вдвоем с одним доверенным генералом устраивались они на бережке дворцового пруда как будто бы ловить рыбу. А в воде лежали заранее заготовленные бутылки и баклаги с разными хмельными напитками. И денщик по сигналу царя цеплял на крючки то одну, то другую склянку. Выдернув ее, «рыболовы» тут же выпивали, что в ней было, каждый раз радуясь улову и гадая, что же им «клюнет» в очередной раз…

— Може и було такэ, — вздыхал дед Игнат. — Шо царю не придумается! Но шоб он був пьянчугой, того не може будь: старые конвойцы про то не сказали. А они брехать бы не стали… В общем, могучий был царь, что погулять, что бревно покатать. Дюжий и видный. Вот только бомбистов страшился — ведь на его батьку, деда нашего Николая, семь раз покушались, пока не достали… Ну, слава Богу, с «третьим» Александром обошлось, умер своей смертью. И в кого только царь Николай уродился — ни в отца, ни в деда, ни в доброго соседа…

Бомбистов-покушателей боялись и при «втором» Николае, хотя анархисты-революционеры за царем охотиться как бы перестали, взрывали и подстреливали министров и губернаторов. Но чем, как говорится, черт не шутит…

Был в годы дедовой службы случай, когда офицеры одной из петербургских частей, видать, молодые — старики на такое дело не пошли бы, по хмельному возбуждению усомнились в бдительности императорского конвоя, и один из них на спор взялся тайно пройти в неурочное время в царский дворец. Через парк он таки тихобродом перебрался, проследив маршруты конных патрулей, а когда выполз из кустов и бросился на балюстраду дворцовой веранды, был схвачен, скручен и бесшумно (нельзя же было нарушать покой царского семейства) доставлен куда надо. Оружия у злоумышленника при себе не было, и это спасло его от серьезной кары. Офицера подвергли суду чести, признали легкомысленным пройдохой и отчислили из гвардии в отдаленный гарнизон. Как говорится, был рог, да сбил Бог… Конвою объявили царское благоволение, всем выдали по чарке, тем же, кто сцапал незадачливого спорщика, определили отпуска.