Андрей Венков - Атаман Войска Донского Платов

Авангард французский под командованием Макдональда моментально взял в сторону и пошел через лес бездорожно на правый фланг союзников. Гвардейские стрелки рассыпались на опушке и стали австрийских артиллеристов по одному выбивать. Затосковала австрийская батарея под прицельным огнем и стала назад подаваться. И тут французы стали дерзко вывозить из леса и ставить на виду свои 50 орудий. Прямо против левого фланга генерала барона Вреде. Командовал этой батареей генерал Друо, «первый офицер своего рода оружия», начальник бонапартовской гвардейской артиллерии. Скомандовал Вреде: «Кавалерия, вперед!» Бросились австрийцы, надеясь захватить пушки, пока они на позицию становятся. Подпустил их Друо — ближе некуда, — и ударил в упор картечью… Страшен оказался этот залп 50 орудий прямо в лоб налетающей конницы. А французская конная гвардия уже неслась, помахивая палашами, готовая искрошить то, что уцелело под картечью. За конной гвардией — генерал Себастьяни с двумя дивизиями. Хлынула французская кавалерия и за бегущими австрияками, и за снимавшейся батареей, и даже на пехоту союзников налетела.

Надо выручать… Ударил Платов с фланга. Смял бы он французов, но артиллерия их страшная встретила казачью конницу беглым огнем, и покатились, завизжали срезанные огнем горбоносые донские скакуны… Отскочили с потерей.

Не выдержал Вреде, дал приказ отступать. Пока переходили реку по двум мостам, много утонуло. И Ганау сдали. Бонапарт, однако, дальше, за Ганау не пошел, свернул на Франкфурт. Маршалы его попугали Вреде и вскоре ушли за своим Императором.

Обе стороны объявили сражение своей победой. Платов был награжден бриллиантовым пером на шапку с Императорским вензелем. Никогда еще такой награды не давали на Руси.

В двадцатых числах октября Бонапарт ушел за Рейн. Теперь предстояло добить его на полях Франции, в самом Париже.

Никогда не был Матвей Иванович в такой «моде», как в Европе в заграничном походе. И даже недоброжелатели его признавали, что он «более чем нежели кто-либо из предшественников его имел влияния на предводимые им войска». И прославил донцов безмерно. «Здесь не место рассматривать, до какой степени он лично способствовал успеху донцов, — писал не любивший Платова военный историк, — но нельзя забыть, что во время его начальствования они стяжали бессмертную память в истории. Когда русские знамена понесли от Москвы по всему пространству Европы, казаки постоянно были впереди армии. Они первые заняли взорванный Кремль, в Кенигсберге первые объявили о независимости пруссаков, и провозгласили ее в Берлине перед окнами королевского дворца, тогда как товарищи их [159] Казаки Д. Давыдова. , при рукоплесканиях саксонцев, прежде всех входили в Дрезден. В Гамбурге, Кассиле, Бремене, Лейпциге, на берегах Рейна, в Роттердаме, в столице Карла Великого, питомцы Дона были свидетелями первых радостных слез…»

Из всех иностранцев, которые набивались в знакомцы загордившемуся Платову, родственную душу нашел он лишь в прусском фельдмаршале Блюхере. Блюхер, бойкий старик, в свое время не боялся дерзить прусскому королю, Фридриху Великому. И Фридрих не считал зазорным отвечать на дерзости молодого тогда еще гусара. Как-то подал обиженный королем Блюхер в отставку, а король, видимо, не менее обиженный, наложил резолюцию: «Ротмистр Блюхер уволен и может убираться к чертовой матери».

Платов не знал немецкого языка, Блюхер — русского, но они прекрасно проводили время за столом, уставленным различными емкостями с горячительными напитками. Блюхер был старше Платова лет на десять и так много выпить не мог, засыпал прямо за столом.

Любовался Матвей Иванович опьяневшим героем:

— Люблю Блюхера, славный, приятный человек, одно в нем плохо: не выдерживает…

С восторгом наблюдали ближние казаки за Платовым в его звездный час. Проходя с боями Европу, занимал попутно Платов во многих банкирских домах большие деньги. Любопытствовали подчиненные:

— А ну как отдавать?

— Отдам, — вздохнув, меланхолически отвечал Платов. — Ежели на Дону меня отыщут…

— А ну как отыщут?

Весь декабрь заняла переправа через Рейн. Платов шел впереди главной армии Шварценберга, забирая правее, чтобы иметь связь с армией Блюхера, наступавшей севернее.

В январе начались бои. Бонапарт ударил на вырвавшегося вперед Блюхера, тот отступил к главной армии. 20 января при Ла-Ротьере общими усилиями нанесли французам поражение. Армии опять разделились, а Платова с тремя тысячами казаков послали в набег, пошуметь на западе Франции.

3 февраля он подошел к Намюру и послал коменданту предложение сдаться. Пока французы раздумывали, а Платов ждал, к казакам пришел человек с запиской. Некий поляк, по фамилии Костюшко, просил прислать команду в деревушку Бервиль, опасаясь мародеров, беглых и иных праздных людей, которыми всегда изобилует театр военных действий. Бывший при Платове гвардии капитан Бергман разволновался: «Сам Костюшко! В Польше в каждом доме его портрет!..» Отправил команду и сам поехал. Оказалось, что вождь польского восстания Костюшко [160] Напоминаем: взятый в плен при подавлении восстания донскими казаками. , облагодетельствованный Павлом Первым, жил в деревеньке под Намюром с каким-то другом. В знак благодарности Костюшко, сам военный, подсказал Бергману слабые места в обороне Намюра.

Дождавшись французского отказа, Платов велел казакам спешиться и атаковать предместье. Донская артиллерия завязала бой с французской. Молодцы-батарейцы несколькими залпами выбили или разогнали прислугу неприятельских орудий. Еще напор, и черные папахи замелькали на улицах города. Одумавшись, французы согласились на капитуляцию, но чтобы их отпустили в лежащий рядом городок Фонтенбло.

— Поздно, — ответил Платов. — Пусть сдаются без условий.

Гарнизон сдался, выдал 4 орудия, 600 человек пошли в плен.

Из Намюра была послана царю победная реляция: «Всемилостивейший Государь! С победою при Намюре, частью верных войск Вашего Императорского Величества приобретенною, осмеливаюсь принести всеподданнейшее поздравление. Да возблистают победоносные знамена Всемилостивейшего Государя новою славою на стенах гордой столицы, в побеждение врагов света именем Пресветлейшего моего Государя и Отца».

Из Намюра поехали казаки в Фонтенбло, летнюю резиденцию французских королей, где содержался удерживаемый безбожниками-французами сам папа римский. Вот бы захватить его там! Прогремело бы на весь мир… Но французы папу за два дня до этого успели вывезти.

Погостив сутки в прекрасном Фонтенбло, погоняв обозы на дороге Орлеан — Париж, вынужден был Платов возвратиться к главной армии.