Андрей Венков - Атаман Войска Донского Платов

Другое дело, что новая родня и черкасские верхи, куда он ворвался благодаря новому своему положению, считали его выскочкой и не скрывали этого. Один из братцев Наденьки женился на дочери известного Акима Карпова, другой на Авдотье Иловайской, дочери войскового атамана, и сам Алексей Иванович, опамятовавшись, просил в письме у сидевшего в Санкт-Петербурге Степана Ефремова разрешения на этот брак. Вдумаемся: правящий на Дону войсковой атаман просит разрешения у опального, чтоб сын опального женился на дочке правящего. Абсурд? Нет, был теперь пострадавший «за казаков» Степан Ефремов для донцов вроде святого. И пострадал человек, и спасся чудесно, и… далеко от Дона, от неисчислимых дрязг. А если вспомнить его былое величие?!

Не знаем мы, честно говоря, как уживался Матвей со своей тещей, красавицей Меланьей Карповной, при ее властности и иных достойных уважения качествах. Но как-то ужился.

Что ж, и Суворова, который женился на молоденькой и очень знатной Прозоровской, новая родня, то есть весь высший свет, считала выскочкой. Не ты, Матвей, первый, не ты и последний.

Пять лет прожил Матвей Платов с молодой женой и родившимся очень скоро сыном Иваном. Только в 1782 году ушел на службу. Считалось, что все эти пять лет состоит он «по Войску», в общем — служит, но дома сидит. Срок для исправного офицера немыслимо большой. Редко кто так долго без реальной службы оставался. Изучаем мы службу донских офицеров: год, самое многое — два при Войске, а там опять поход года на три-четыре. Пять лет при Войске высиживали рядовые казаки, трудяги, обремененные семьёй. И Матвея Платова выдержали при Войске пять лет, как рядового казака. То ли полковников много за предыдущую войну расплодилось, что на всех полков не хватало, то ли специально показывали, «кто есть кто» в Войске Донском.

Присмотримся к спискам донской старшины того времени. Есть тут одно темное место, непонятное нам.

За 1783 год числится в донской старшине 47 человек. Потом это число возрастает. Перехватывая у донской казачьей верхушки власть, центральное правительство традиционно увеличивает количество лиц, причастных к этой верхушке. Еще римские цезари так делали: если хотели ослабить римский Сенат, удваивали количество сенаторов. Чем больше народу, тем труднее договориться меж собой.

Было среди донской старшины пятеро Денисовых, четверо Грековых, трое Иловайских, двое Кутейниковых, двое Ребриковых, двое Агеевых, прочих родов представителей по одному. Сразу видно, кто Дон «держит». Главнейшим из старшин считался Алексей Иловайский, атаман, за ним — Себряков Михаил, далее двое Денисовых, потом Мартынов и Луковкин, поднимаемые Потемкиным вверх за верность престолу. Большая часть — потомственные старшины. Некоторые получили «старшинство», как только в службу вступили, таковы Себряков, Григорий и Кондрат Денисовы, Алексей Пушкарев, Иван Дячкин, Алексей Краснощеков. Последний стал донским старшиной в одиннадцатилетнем возрасте. Но были и простые «казачьи дети» среди донской старшины. Таков Луковкин, отличившийся против Пугачева и удачно женившийся, выкрест из чеченцев Осип Данилов, старший из Грековых — Макар, и еще один — Василий, Еким Карпов, оба Агеевы, Петр Кубанов, здесь же Иван Федорович Платов. Встречаем мы выходца из польской шляхты Петра Попова и сына священника Попова — Афанасия. Но не это для нас главное. Каждый год донская старшина — первый десяток, награжденный чинами, и все прочие, русских чинов не имеющие, — подавали в войсковую Канцелярию послужные списки: кто где был и какую службу нес с начала ее. И лишь против фамилии Матвея Платова с завидным постоянством все 80-е годы встречается запись: «На посланный ему войсковой приказ по подаче с прописанием его службы рапорта поданным рапортом представил, что он о том подал о себе рапорт его светлости генералу-фельдмаршалу и разных орденов кавалеру князю Григорию Алексеевичу Потемкину». И еще — за один год есть краткая запись: «В Петербурге». Что ж, будем надеяться, что он туда не с доносами ездил.

Весной, до того как выехать на все лето с семьей на хутор, Платов пропадал на рыбалке. И в тот день вернулся усталый, обветренный, пропахший рыбой и весенней сыростью. По-хозяйски в грязных сапогах прошел в залу и расселся там, наблюдая, как загудел дом, встревоженный его возвращением. Жена, Надежда Степановна, вскричала трагически:

— Матвей Иванович, да что же это такое?! — и потащила служанку срочно затирать грязные и мокрые следы.

Сын, прозевавший возвращение отца, выскочил откуда-то, и жена сразу тревожно вскрикнула:

— Ванечка, не мешай отцу!..

Через минуту она обвила шею мужа руками и, отрываясь от разговора со служанкой, которой давала последние наставления, спросила:

— Друг мой, тебе хорошо со мной? Правда?

Матвей промычал что-то приличествующее моменту.

— Нет, иногда мне кажется, что я все делаю не так. Ты поправляй меня, сделай милость, — она отстранилась, пристально рассматривая в зеркало, как уложены у нее волосы.

— Там казак ждет с ордером от Иловайского, — сказала служанка.

— По крайней мере, отогреется и напьется чаю. Ступай, — велела Надежда Степановна.

— Ордер от Иловайского? — переспросил Матвей, снимая ее руки у себя с шеи.

Мимолетные объятия и поцелуи при прислуге, и всё как-то не вовремя, то, что само собой установилось за последние пять лет, стали раздражать его в последнее время, И жена, он заметил, стала худая и какая-то дерганная, никакого удовольствия.

— Эй, позовите казака! — крикнула Наденька, вновь обнимая его за шею и прижимаясь щекой к щеке.

Матвей попытался подняться навстречу посыльному, но она одним легким движением всего тела оказалась у него на коленях и радостно, словно обманула кого-то, рассмеялась.

— Давай, — протянул Матвей руку за пакетом, встречая казака сидящим и с женой на коленях.

Казак, не меняясь в лице, молча протянул искусно сложенную бумагу.

Матвей знал, что это ордер ему формировать полк для выступления на службу. Свои ребята в Войсковой канцелярии держали его в курсе всех подобных дел.

— И что же там нам пишут? — прижималась Наденька, заглядывая в бумагу.

Доставляя ей удовольствие, Матвей разборчиво прочитал ордер, задумался. Жена тоже притихла.

— Надо к атаману сходить, — решил Матвей, перехватил Наденьку одной рукой под колени, поднялся, держа ее на весу, опустил на освободившееся после себя место и крикнул. — Эй! Кто там?.. Одеваться!

Иловайский был добр и ласков. Обделывал он как раз одно дельце, сосватывал Степана Ефремова-младшего и дочь свою Екатерину, и потому угождал всей ефремовской родне и зятю, Матвею Платову в том числе. Поговорил, поулыбался, напоказ полюбовался высоким красивым полковничком. Сказал, что в апреле собираться, а в мае выступать, и отпустил.