Андрей Венков - Атаман Войска Донского Платов

Насилу с ногайцами управились, и, успев мимоходом жениться, ушел Пантелей с полком на реку Буг, на пограничье, в кордоне стоять. Гнала волны ковыля степь, сухая и блеклая, далее к морю голубела полынью. Разглядывали казаки владения татарские:

— Ты погляди, какой ковыль! Сроду здесь скотину не гоняли…

Под сторожевой вышкой маки лепестками шевелят, как бабочки крыльями…

День в день четыре года отслужили. Только домой пришли, новая война с турками началась.

Перед войной понадобились России новые казачьи войска. Из дворян-однодворцев, из старообрядцев, из остатков малороссийских казаков, что составили потом костяк и цвет регулярной русской конницы, из рабов потемкинских создали еще одно войско, Екатеринославское, или Новодонское, подчинили Донскому, лучших старшин послали, Платова в том числе. И Пантелей Кисляков туда же попал, в полк Родионова, собою новоприборным казакам пример являть.

С одноглазым красавцем князем Потемкиным и с самим Суворовым ходил Пантелей Кисляков под Очаков. На другой год сбивал Пантелей турку под Каушанами, брал укрепления Паланги, был при сдаче крепости Аккерман, при разбитии Бендерского форштадта и сдаче самой крепости.

Измаил… Перед штурмом день Богу молились, день спешно учились, ночью — полезли. Пику ему в схватке янычары саблями расщепили, и дрался заматеревший Кисляков с турками жердиной, обломком лестницы. И опять — три дня грабеж.

После войны отстоял Пантелей три года в Молдавии на польской границе и в новоприобретенной области на границе турецкой. Народ там вроде цыган, вина много. Тут поляк стал бунтовать. С любимым Суворовым пошел Пантелей на усмирение.

Летели как на крыльях. Суворов солдатам передыху не давал, торопился на поляков нежданно навалиться. Иван Исаев, командир авангарда, впереди с казаками, как гончак, по лесам и оврагам рыскал. В начале осени наткнулись на польские разъезды, взяли пленных. Порадовались, хотели передохнуть. Где там! Прискакал Суворов, поднял всех в полночь — вперед, в набег… Кобрин… Захватили огромный монастырь, охрану перекололи… Через два дня вышли к Крупчице. Поляки стояли крепко: за болотом, спиной к монастырю, по бокам — бугры, лесом прикрытые. Русские поперли в лоб через болото, конница и казаки стали обскакивать, пугать поляков с обоих флангов. Сбили, согнали в лес… Суворов уморился. Пока спал, над ним из отбитых знамен и штандартов шатер возвели.

Ночью, при луне, перешли под Брестом Буг, обошли поляков. Поляки, на треть разбавленные мужиками-косинерами [103] Польские повстанцы, под предводительством дворянства, зачастую представляли собой наспех обученные отряды крестьян, вооруженных «усиленными» для рукопашного боя косами. , стали уходить, прикрылись конницей. Сбили [104] «Сбить» конницу означало заставить ее повернуть вспять — чаще всего еще до столкновения: кавалеристы заранее видели по численности и маневру сторон, чей будет верх. казаки ту конницу, летали на польские батареи, всю артиллерию забрали, и корпус Сераковского рассеяли.

В Бресте стояли месяц, ждали, пока другие войска поляков в литовских болотах выловят. В октябре рванули на Варшаву.

Под Кобылкой Исаев с полуторатысячным отрядом налетел на пять тысяч поляков. Задрались, перемешались, отскочили, снова кинулись. Сам Суворов прискакал на поле боя и что есть мочи подгонял русскую регулярную кавалерию на помощь казакам. Сбили, окружили, рассеяли… Представил Исаев Суворову казаков, которые в конном строю на польские окопы ходили. Среди представленных — Пантелей Кисляков. За подвиг этот возвели Пантелея в хорунжие. С Суворовым не пропадешь!

Прагу штурмовали. Жестоко резались. Город развалили, а добычи никакой. Кони под поляками мореные, сбывали их жидам по два рубля за голову.

Из Польши через Малороссию шли с песнями. Хохлы, к полякам ненавистные, на донских казаков заглядывались, восхищались. Едет казак-казачок мимо лавки, нацепил на пику кусок мяса, на пику ж и жалуется: «Ишь ведь проклятая. Задевает…»

— О це козаки! Та и храбры ж! Та и крадучи ж!

Екатеринославцы, хлебнув казачьей жизни под донским правлением, запросились в «первобытное состояние». Войско расформировали.

К закату клонился преславный Екатерининский век…

Кисляков, с малолетства богомольный, сроду не воровал и не сквернословил (взятое в бою не в счет), чего он только не повидал, а безмятежное выражение на лице сохранил, улыбался мягко, грубость ненавидел.

Наконец, после шестилетней разлуки, весь седой, заявился Кисляков домой к жене Анне Фроловне, к дочке Катеньке, в честь Матушки Императрицы нареченной. Три годика только и пожили. Затрубили трубы в Российском государстве. Сделал Пантелей жене еще одного дитя и ушел с полком Грекова 7-го и еще 22 полками к Пинску, а оттуда, узнав, что ветреные безбожные французишки до смерти убили своего короля, с великим Суворовым — в Италию, француза замирять.

Италия. Сладкий игрушечный сон под бархатным небом. Бергамо. Весенний ливень. Лошади, увязшие в жирной мокрой глине. Ночная атака из последних сил. Конница на рысях влетает в крепость. Драка пиками на узких улочках. Негде развернуться. Лошади опрокидываются на мокрые светящиеся камни.

Ночной марш по монотонному понтонному мосту и первый бой в чистом поле. Триезе… Тортона…

Местечко Маренго и первый орден Святой Анны…

В грамоте на орден писал Император Павел Селиванычу: «…удостоверены Мы, впрочем, что Вы, получа сие со стороны Нашей ободрение, потщитеся продолжением службы Вашей вящще удостоиться монаршего Нашего благоволения». Ободренный Кисляков потщился.

Треббиа… Пять часов рысью. Жарища. Раскаленная каменная дорога — как сковородка. Одуряющий запах роз и цветущей кукурузы перебивает пыль. С марша — в бой. Республиканская французская армия идет, сметая союзных России австрийцев. Знамена. Рыдающий, как по покойному, вскрик песни — «…ана-ван… патги-и!!.». Офицеры-бестии, лавочники неудавшиеся, все в бантах и в перьях, грудь по-кочетиному. Босые оборванные мальчишки-солдаты, лезущие врукопашную, оскал отчаяния на черных от загара и грязи лицах. Вислоусые озверевшие поляки [105] Воевавшие отдельными частями во французской армии. … Сбили… Вперед!.. Речка Тидоне под копытами кипит и расплескивается, от воды взгляд не отвести. Ура! Ура! Вот он! Язвительный старичок в белой рубашке скачет перед полками…

Три дня — изо дня в день — бой. Горбоносые дончаки от усталости ложились под седлами, воротили морды от торб с овсом. Встряхивал Кисляков казаков:

— Ну!.. Через «не могу»…

Шатаясь, встали. Посадились на шатающихся коней. Трусцой пошли в атаку… Победа! Победа… Второй орден.