Гертруда Кирхейзен - Женщины вокруг Наполеона

В Мальмезоне он посвящал Жозефине каждый свободный момент. Правда, свободные моменты первого консула сводились по большей части лишь к обеденному времени, да и то известно, как мало времени уделял он на это в своей неустанной творческой работе. Время от времени, однако, он принимал участие в играх в парке, устраиваемых молодежью, из которой по преимуществу состояло общество Мальмезона. И он бегал взапуски с Евгением, Гортензией, Бурьеном, Рапом, Изабе и другими представителями молодежи. Но так как Наполеон не был ловким бегуном, то он часто падал, над чем он сам в первую голову от души смеялся. В общем жизнь в Мальмезоне первого консула и его семьи протекала в высшей степени счастливо.

Для Жозефины самыми любимыми часами были те, когда она вечером садилась около постели Наполеона и читала ему что-нибудь вслух своим мелодичным голосом, которого он никогда не мог вдоволь наслушаться. Даже и тогда, когда у них были уже разные спальни, Жозефина каждый вечер, если дела позволяли ему рано лечь спать, должна была читать ему вслух до тех пор, пока он не засыпал. До 1802 года он, как добрый буржуа, сохранял привычку спать на одной постели со своей женой. И только когда он избрал своей резиденцией Сен-Клу и стали чаще визиты мадемуазель Жорж и других в потайные комнаты дворца, он приучил мало помалу Жозефину к тому, что проводил ночь в своей собственной, отдельной спальне.

Мальмезон был всецело домом Жозефины. Ни Тюильри, ни Сен-Клу, ни Фонтенбло не были так проникнуты ее духом, как этот дворец. Здесь ее индивидуальность сказывалась во всем убранстве, ее душа жила в каждой отдельной вещи. Из своей полуденной, знойной родины она унесла с собой и сохранила любовь к прекрасным экзотическим растениям, цветам и птицам и населила весь дворец самыми редкими экземплярами тропической флоры и фауны. В Париже ее покои тоже всегда были убраны цветами, которые было поручено сменять каждый день знаменитой цветочнице Бернар. В парке Мальмезона по ее желанию были устроены искусственные озера, оранжереи, аквариумы и клетки для птиц. Ее прирожденной расточительности было здесь где развернуться. На приобретение редких растений она тратила безумные суммы денег. Так, например, за одну только луковицу тюльпана она заплатила 4000 франков.

В своих туалетах Жозефина проявляла не меньшую расточительность. Говорят, иногда в течение одного года она покупала больше шестисот платьев. Знаменитый торговец модными товарами Леруа доставлял ей настоящие шедевры изящества и элегантности. Один он подавал ей ежемесячный счет больше чем на 15 000 франков. В бытность ее императрицей ей отпускалось на туалеты 600000 франков, которых ей, однако, далеко не хватало на удовлетворение всех ее прихотей. Особенно она любила бриллианты и драгоценные украшения. Наполеон, который и сам любил, чтобы его придворные дамы обвешивались золотом и бриллиантами, буквально засыпал Жозефину драгоценными подарками. Для склада всех ее сокровищ ей не хватало даже того шкафа, который служил Марии-Антуанетте хранилищем ее драгоценностей. И, однако, у прежней королевы Франции он никогда не бывал совершенно полным.

Жозефина никогда не могла справиться со своими издержками. Наполеон беспрестанно должен был платить ее долги, хотя, конечно, делал это очень неохотно и часто сердился на расточительность своей жены. Она стоила ему куда дороже всех его любовниц. Но никогда по этому поводу он не делал ей бурных сцен, питая ненависть ко всякого рода домашним ссорам. Однажды он сказал статскому советнику Редереру: «Если бы в домашней жизни у меня не было спокойствия и довольства, то я был бы несчастнейшим человеком». И все – Тибодо, Редерер, Констан, мадемуазель Аврилон, Коленкур, Бурьен и многие другие, – высказывают мнение относительно брака Наполеона с Жозефиной, что за исключением нескольких бурь в раннем периоде это был счастливый брак. Действительно, Наполеон был очень миролюбивый и заботливый муж. Во всякое время, где бы он ни находился, летали ли пули вокруг его головы, лежало ли на нем бремя работ и походных планов, он всегда думал о своем доме и о жене. Если он приезжал в какой-нибудь город, то первое, что он делал, это писал письмо Жозефине. Если это даже были несколько строк, то он всегда в них справлялся об ее здоровье, сообщал ей о своем самочувствии, рассказывал о своих успехах или о подробностях битвы, сообщал ей о политических событиях, – словом, делился с ней всеми своими радостями и заботами. Если она ему не пишет, то он беспокоится об ее здоровье или огорчается, что она не находит времени для него.

Хотя в письмах консула и императора уже и нет больше того огня, который пылает в письмах генерала Бонапарта, но все же они написаны тем заботливым и любящим тоном, который говорит об истинно глубоком чувстве к тому, к кому они обращены. В них видна спокойная любовь супруга, который счастлив вполне только тогда, если он уверен в полном благополучии своих близких. Его жена была его лучшим другом. Когда она бывала больна, он проводил около ее постели каждую свободную минуту, а если был занят, то посылал слугу осведомиться об ее самочувствии. Даже ночью при малейшем недомогании Жозефины он посылал узнавать о ее здоровье, или же приходил сам спросить ее, как она себя чувствует.

Так проходили годы. Жозефина все старела и старела и все еще не порадовала Наполеона наследником его имени. Бедная Жозефина вечно терзалась ревностью и страхом, что более молодая и плодовитая соперница может вытеснить ее и занять ее место около мужа, которого она любила теперь и сказочное счастье и гений которого давали достаточно оснований для того, чтобы ей завидовала каждая женщина. Многочисленные увлечения ее мужа далеко не были для нее тайной и еще больше усиливали ее беспокойство. Со страхом следила она за каждым шагом Наполеона и не скупилась для него ни на сцены ревности, ни на слезы, ни на обмороки. И только когда Наполеон усыновил ее Евгения, она немного успокоилась, хотя и этот факт не представлялся ей верной и длительной гарантией. Она знала, что Наполеон, потеряв надежду иметь от нее наследника, обратил свои ожидания на братьев, Жозефа и Люсьена. Но у обоих до сих пор были только девочки. Итак, если уж суждено было племяннику быть продолжателем славы и имени Наполеона, то пускай хоть это будет ребенок, в жилах которого будет течь и ее кровь. И она обратилась к Гортензии как к спасительнице. Она выдала ее замуж за Луи Бонапарта, к великому несчастью этой достойной жалости будущей королевы.

Гортензия оправдала возлагавшиеся на нее надежды. В первый же год своего замужества она родила сына, получившего имя Наполеона-Шарля. Этот ребенок сделался любимцем Наполеона; на этого племянника он возложил теперь все свои надежды. Он нянчился с ним, как настоящий отец, сочинял для него басни, сажал его с собой за стол во время завтрака и видел уже в нем своего наследника. Маленький Наполеон звал большого Наполеона «дядя Бибиш» и любил его больше всех на свете. Но и этому ребенку не суждено было стать избавителем Жозефины от всех бед. Пока же его появление далеко прогнало от нее страшное привидение развода.