Жорес Медведев - Никита Хрущев

Между тем были минуты, когда он говорил откровенно то, что не выговаривается партией вообще. Например, когда я опять начал ссылаться на свои европейские и мировые успехи, он сказал: “Неужели вы не понимаете, что все иностранцы – враги?” Прямо и по-римски просто!

Кончилась наша беседа с Хрущевым следующим образом. Он сказал: “Вы интересный человек, такие люди мне нравятся, но в вас сидит одновременно ангел и дьявол. Если победит дьявол – мы вас уничтожим. Если победит ангел – мы вам поможем”. И он подал мне руку. После этого я стоял при выходе как Калинин, пожимал руки собравшимся. Между тем многим художникам было плохо. Я находился в эпицентре и, может быть, поэтому не ощущал, как это было страшно, но те, кто находились по краям, испытывали просто ужас. Многие из моих товарищей бросились меня поздравлять, целовать за то, что, по их словам, я защитил интересы интеллигенции.

Затем ко мне подошел небольшого роста человек с бородавкой на носу, как у Хрущева, бледный, в потертом костюме и сказал: “Вы очень мужественный человек, Эрнст Иосифович! И если вам надо будет, позвоните мне!” И сунул какой-то телефон. Я сгоряча не разобрался, кто это. Спустя некоторое время я узнал, что это был помощник Хрущева Лебедев, с которым я, кстати, потом встречался минимум, двадцать раз» [163] .

Общественное мнение и в Советском Союзе, и за рубежом отметило начавшиеся у нас в стране неожиданные и бессмысленные гонения не только на художников-абстракционистов, но и на православную церковь. Последние затрагивали уже не столько определенные крути интеллигенции, сколько значительные массы простых людей, жителей провинции, стариков и пожилых женщин. Эта антицерковная кампания не имела никакого разумного объяснения и определения и являлась актом произвола и злоупотребления властью со стороны Хрущева и части лиц из его окружения.

Как известно, после продолжительного периода самых жестких преследований православная церковь была до известной степени легализована Сталиным осенью 1943 года. Сталин разрешил восстановить патриаршество, церковь смогла вернуть себе некоторые храмы, открыть духовные учебные заведения для подготовки священников. Стал выходить в свет «Журнал Московской патриархии». Хотя ограничения и разного рода притеснения религиозной жизни сохранялись, церковь все же сумела в послевоенный период значительно укрепить свое влияние на простых людей и в городе, и в деревне, а также свою «материальную базу». Невероятные лишения и небывалые жертвы, понесенные народом в годы Второй мировой войны, заставляли многих людей искать утешения в религии. В Москве, например, более 50 % родителей крестили при рождении детей. В праздники в церквях собиралось множество верующих. И хотя преобладали пожилые, немало было здесь и молодежи.

Трудно сказать, какие именно решения принимались по поводу возросшего после войны влияния церкви и принимались ли они вообще. Но как показали события начала 60-х годов, речь шла о мерах не только идейного и воспитательного характера, но и административных. Широкую огласку получила, например, история, связанная со сносом в Москве церкви Преображения на Преображенской площади. Местные власти сообщили церковной общине, что храм подлежит сносу в связи со строительством линии метрополитена. Все просьбы об изменении проекта отвергались. Тогда в последний день отведенного срока верующие заперлись в церкви во время службы. Пришлось прибегнуть к помощи милиции и дружинников. Церковь была снесена.

Действующие церкви сносили не только в Москве, но и в других городах и селах, хотя многие из сносимых храмов считались памятниками старины. В этой связи большая группа известных представителей московской интеллигенции обратилась к Советскому правительству. Письмо передал Хрущеву известный писатель и поэт С. Михалков. Но Хрущев встретил его не слишком любезно и упрекнул: «О десятке церквей жалеете, а о сотнях тысяч людей, нуждающихся в жилище, не подумали?»

Особо широкий размах антицерковная кампания приняла на Украине. Так, например, Полтавская епархия насчитывала до 1958 года 340 храмов, и все они не могли удовлетворить потребностей верующих. К концу 1964 года в этой епархии осталось только 52 действующих храма, что вызвало недовольство не только верующих, но и интеллигенции. Одна из скандальных историй о сносе собора на Украине послужила сюжетом Олесю Гончару для его известного романа «Собор». Хотя Олесь Гончар был председателем Союза писателей Украины и членом ЦК КПУ, его роман вызвал нелепые претензии и долго не публиковался. Вся эта развернувшаяся в начале 60-х годов антицерковная кампания не делала чести и лично Хрущеву.

Толчок, который получила общественная мысль нашей страны после XXII съезда, оказался слишком сильным, чтобы ее развитие прекратилось из-за начавшейся кампании против художников-абстракционистов. К тому же общественность не осталась безучастной ни к притеснениям церкви, ни к гонениям на художников. Под письмом к Хрущеву в защиту «неофициальных» художников поставили свои подписи такие известные деятели «официальной» советской культуры, как И. Эренбург, К. Чуковский, К. Симонов, Д. Шостакович, В. Каверин, К. Паустовский, Е. Евтушенко, С. Коненков, В. Фаворский и др. Сам Хрущев чувствовал какую-то неловкость от происшедшего. И хотя он не отказывался от нападок на абстракционистов или на «формалистическую» музыку, одновременно он пытался как-то сгладить произведенное скандалом в Манеже отрицательное впечатление.

17 декабря 1962 года в Доме приемов на Ленинских горах состоялась встреча руководителей партии и правительства с деятелями литературы и искусства. На приеме царила непринужденная атмосфера, гостей ждало обильное угощение, и большая вступительная речь Хрущева содержала примирительные нотки и ничем не напоминала разносные речи Жданова. На прием пригласили не только Твардовского, но и Солженицына, которого Хрущев тепло приветствовал и знакомил с другими членами партийного руководства. После неофициальной части некоторые из подписавших упомянутое выше письмо Хрущеву получили возможность выступить. Тогда и произошел диалог между Е. Евтушенко и Хрущевым, который получил затем широкую известность среди интеллигенции:

«Евтушенко:…Хотелось бы сказать несколько слов об абстрактной живописи и наших художниках. Я считаю, что неправильно поступили наши молодые художники, организовав подпольную выставку и пригласив на нее иностранных корреспондентов. Это было сделано непродуманно и должно получить всеобщее осуждение… Но я хочу сказать, что к абстрактному течению в нашем искусстве надо относиться с большой терпимостью и не прибегать к давлению, ибо результат может быть обратным. Я знаю художников, о которых идет речь, знаю их творческую манеру и хочу подчеркнуть, что они, наряду с абстрактной, увлекаются и реалистической манерой письма. Я убежден, что некоторые формалистические тенденции в их творчестве будут со временем исправлены.