Юирий Сидоренко - От потрясенного Кремля до...

Впрочем, эти психологические факторы были подкреплены дополнительными организационными мероприятиями, которые в совокупности своей сформировали своеобразный замок, непреодолимое, на мой взгляд, препятствие любым и всяческим злоупотреблениям. Для того, чтобы исключить любые искажения, связанные с хищением бюллетеней или их дополнительным пополнением в момент подсчета голосов, чтобы предупредить вычеркивание фамилий или нарочитую порчу бюллетеней, мы организовали дело так, чтобы бюллетени из урны не высыпались на стол разом, а вынимались каждый в отдельности, и доступ к изъятию бюллетеней имел только один человек — председатель комиссии. И эти действия одного человека надежно контролировались группой визуального контроля и всеми сидящими в зале.

Процедура подсчета заключалась в следующем. Два члена Счетной комиссии подносили урну к председателю. Проверялись наличие и сохранность пломбы, после чего производилось вскрытие урны. Далее каждый бюллетень вынимался из урны отдельно, зачитывалась громко невычеркнутая из бюллетеня фамилия, и бюллетень демонстрировался группе визуального контроля, после чего передавался секретарю, которая на глазах у присутствующих опускала его в специальный ящик, на котором большими буквами была написана фамилия соответствующего кандидата. При этом группа визуального контроля и другие члены комиссии регистрировали результаты, проставляя палочки напротив фамилий кандидатов, списки которых были заготовлены заранее для каждого члена комиссии. Таким же образом вскрывалась и обсчитывалась каждая урна. Группа визуального контроля наблюдала за действиями председателя, тщательно сопоставляя его информацию с подлинным содержанием бюллетеня, а также контролировала секретаря в том смысле, чтобы бюллетень действительно попал в соответствующий ящик.

Следуя демократической традиции, которая сформировалась в процессе работы Счетной комиссии, группа визуального контроля, естественно, определялась на основе свободной дискуссии и так, чтобы состав ее представителей отражал различные группировки. От голосования к голосованию она менялась.

Таким образом, рациональное сочетание абстрактных психологических факторов и четких организационных мероприятий позволило сформировать такую целостную систему, которая дала возможность не только исключить злоупотребления и технические погрешности, но и предупредить саму вероятность двусмысленного толкования и сомнений, связанных с результатами нашей деятельности.

Между тем события на съезде разворачивались своим чередом. И в этом плане большой интерес представляют те психологические факторы, которые оказали влияние на делегатов съезда при избрании Председателя Верховного Совета России. В этом ряду прежде всего следует упомянуть демонстрацию по сей день еще малоизвестного документального кинофильма Станислава Говорухина «Так жить нельзя». Талантливый режиссер сумел развернуть чудовищную картину развала многовековых нравственных устоев России, едва ли не тотальное уничтожение ее природы и совершенно потрясающую и в той же мере очевидную бессмыслицу государственной жизни страны.

Внешняя цензура в стране сегодня практически ослаблена, но автор преодолел внутреннего цензора. Фундаментально и страстно он разрушил до основания привычные стереотипы мышления. Показал не только горе, страдания и несчастья, но и обнажил политические истины, не пощадив такие даже категории, как партия и Ленин. Пересказать фильм невозможно, и что бы я ни говорил о фильме, все равно получится бледная копия. Скажу только, что необоримое дыхание правды и боли было настолько всеобъемлющим, что в равной степени поразило всех присутствующих. И на какое-то мгновение, казалось, объединило весь зал, но только на мгновение.

Когда автор и режиссер вышел к публике, политическое разделение зала уже четко определило его специфическую реакцию. Примерно половина делегатов аплодировала стоя, остальные сидели молча, отрешенно и как бы даже оглушенно, возможно, переживая увиденное. Но когда эта вторая половина пришла в себя, они встали и покинули зал. Впрочем, и среди них не было полной однородности. У некоторых прорывались истерические возгласы, и кое-кто из них и встал бы аплодировать, но твердо сидящие товарищи рядом, да еще, возможно, рангом повыше, в конце концов удержали их на месте, Поистине, их сила в единстве.

В кино я бываю, к сожалению, очень редко, и на протяжении последних лет своей жизни у меня выработалась привычка наблюдать не только за тем, что происходит на экране, но и за лицами сидящих в зале людей. И в данном случае я с огромным и болезненным интересом оглядывался в зал. Впрочем, эта тема настолько глубокая и обширная, что в скоротечных заметках ее выразить просто невозможно. Со временем я надеюсь восполнить этот пробел.

Но вернусь непосредственно к съезду. Мне хотелось бы оценить этот кинофильм с точки зрения размежевания делегатов. Да, объединения не получилось. Произошло подлинное размежевание. И хотя в последующем, по крайней мере на съезде, комментарии вслух почти не звучали, внутреннее ощущение принадлежности к тому или иному лагерю определенно присутствовало и укреплялось. Левые обрели уверенность в правоте своих действий и, что очень немаловажно в наших условиях, ощутили свободу в ее реальном выражении. Правые узнали, а многие, я уверен, даже впервые в жизни почувствовали угрозу своему положению, хоть она и не носила характер личный, персонально направленный… С чисто прагматической точки зрения этот кинофильм, как мне кажется, не прибавил голосов левому кандидату, но зато он четко консолидировал тех, которые эти голоса отдадут.

В иной, совершенно духовной тональности следует рассматривать посещение делегатами могилы академика Сахарова. Об этом решении стало известно к самому концу рабочего дня, и ни у кого не оставалось ни времени, ни возможности выйти за пределы Кремлевского Дворца, промчаться по улицам Москвы и где-нибудь найти цветы. Между тем автобусы уже ждали, и депутатский корпус почти в полном составе вышел на улицу. И здесь случилось чудо: сотни москвичей ожидали делегатов, и у каждого в руках — охапки цветов. Каждому из нас они давали цветы для Сахарова, и еще они просили нас помнить, во имя чего жил Сахаров, поклониться не только его памяти, но и его совести, и не ошибиться…

Вот так с цветами мы проехали от Москвы тридцать километров и попали на запущенное, совсем непарадное кладбище. И гид, который нас вел, не мог даже сразу найти его могилу. Но потом увидели мы свечение вдали — это были зажженные свечи, а на могиле лежали живые цветы, и каждый, проходя это место, уходил в себя и что-то, быть может, уносил с собой, какую-то частицу. Это были духовный взлет, нравственное обогащение, что-то такое, чего нельзя учесть и обозначить.