Е. Петров - Космонавты

— Вы знаете, я холостяк, но люблю девушку и хотел бы на ней жениться… Не помешает ли это будущему делу?

— Ничуть не помешает, — успокоил я летчика и, рассмеявшись, добавил: — Настоящая любовь — не помеха такому серьезному делу. Она только поможет вам и на земле и в космосе.

Леша ушел довольный, а я долго не мог уснуть. Вспоминал лица, характеры летчиков, с которыми познакомился в части. Все это замечательные люди. Они проявили искреннее стремление к начинавшемуся большому и трудному делу.

Многие авиационные врачи, возвратясь из гарнизонов, в которых побывали, отбирая кандидатов в космонавты, с восторгом рассказывали нам о своих встречах. Я внимательно прислушивался к рассказам и вновь переживал свои поездки. Зная, что мне скоро предстоит начать серьезную работу с отобранными летчиками, я замечал, что во мне разрастается какое-то особенное нетерпение. Мне хотелось побыстрее познакомиться с теми, кому предстоит вначале составить первую группу слушателей, а затем и космонавтов СССР.

Мой давний товарищ авиационный врач Николай Николаевич хвалил смуглого капитана. Капитан в прошлом был летчиком-истребителем, а теперь, окончив инженерную академию, стал инженером-летчиком и занимался испытательской летной работой. Когда Владимир Михайлович (так звали капитана) заявил о своем намерении начать освоение новой профессии, ему сказали:

— Не торопитесь. Подумайте хорошенько. Ведь у вас замечательная работа. На ней-то лучше всего можно сочетать летный опыт и инженерные знания. Чего лучше?

— Мне все ясно. В течение последних лет я не раз думал об этом…

Чувствовалось, что это решение действительно было не поспешным. Капитан был из тех людей, которые знают, куда и зачем идут. Привлекало, в нем и еще одно качество: он, по рассказам товарищей, умел смотреть на самого себя «со стороны». Способность к самоанализу, к самокритичной и справедливой оценке своих действий — завидная черта.

Надо сказать, что при первичном отборе, который проводился в авиационных частях, не все было так ясно и гладко, как в двух описанных случаях. Среди тех, кто стремился попасть в число кандидатов, встречались и так называемые «орешки»… Членам комиссии предварительного отбора при этом не раз приходилось совещаться, прикидывать все «за» и «против».

В одном авиационном полку комиссия познакомилась с летчиком старшим лейтенантом Валерием Федоровичем. Первое впечатление он произвел, прямо скажем, не очень важное. Однако вскоре выяснилось, что молодой офицер обладал незаурядными летными способностями. Рассказывали, что в полку не было летчика, который в тренировочном воздушном бою мог бы зайти в хвост самолета этого энергичного, расторопного авиатора. Сам же Валерий атаковал без промаха. В сложных ситуациях мигом находил правильные решения. Это ли не достоинства будущего космонавта?

Когда выяснилось, что у Валерия отличное здоровье, пришли к единому мнению: рекомендовать его для последующих этапов отбора. Если станет космонавтом, некоторые индивидуальные особенности, можно полагать, как налет, быстро сотрутся. Так оно потом и оказалось.

Более полная и глубокая оценка всем талантам отобранных в частях кандидатов была дана некоторое время спустя в Москве, куда кандидаты были вызваны на тщательное госпитальное клинико-физиологическое обследование. После полуторамесячного пребывания летчиков в авиационном госпитале и начала работать главная отборочная комиссия. Для «грозной» комиссии все было важно. Малейший недостаток или, как выразился однажды Юрий Гагарин, «царапина в организме», — и человек терял возможность быть отобранным в число будущих космонавтов.

На сей раз в авиационном госпитале больничные пижамы надели здоровяки. Кое-кого из них смущала необычная обстановка. Они говорили: «Только попади в руки к медикам… того и смотри, действительно станешь больным». Некоторые летчики шли на госпитальное обследование с выраженным волнением и даже страхом. По всему было видно, что из головы у них не выходила тревожная мысль: «А вдруг найдут изъян? Что тогда? Все пропало!..». Однако все понимали: без тщательного медицинского обследования не обойтись. И потому большинство держалось стойко, переходя из кабинета в кабинет, от одного специалиста к другому.

Да, последняя проверка была особенно строгой. Помнится, обследовали одного стройного, мускулистого капитана. Все у него безупречно. И только на бедре обширный рубец — след перенесенного в прошлом ранения. И капитану пришлось возвратиться в часть.

Госпитальное обследование завершалось специальными испытаниями на различных стендах и установках, которые имитировали действие высоты, перегрузок, вибраций и других факторов полета. Эти испытания были серьезнее и труднее тех, что проходили летчики у себя в авиационных частях. Один летчик при испытании на центрифуге потерял сознание, у другого появилась тошнота. Третий, почувствовав себя плохо, попросил прекратить испытание. В таких случаях вопрос о продолжении исследований, как правило, отпадал.

«Счастливчики», оставшиеся «в строю» после госпитального обследования, подбадривали друг друга.

— Держись, Андрей. У тебя все идет хорошо. Может быть, все-таки пройдешь. Учти, что из всей нашей воздушной армии мы с тобой только двое и остались.

— Я и так стараюсь изо всех сил. Но у меня, по-моему, дела обстоят не очень гладко. Вчера доктор после испытания на центрифуге что-то слишком долго рассматривал мою электрокардиограмму. Уж лучше ты старайся, у тебя все хорошо.

— Чудак, так то же потому, что на тебя центрифуга не действует! Я сам слыхал, как врачи удивлялись. «И что это за богатырь? — говорят. — Такой устойчивости мы еще не встречали…» Понял, кто ты есть?! Держись, Андрей!

Когда главная отборочная комиссия на заключительном заседании подытожила всю проделанную работу, председатель комиссии — руководитель авиационных медиков — сказал:

— Выбраны самые сильные, самые надежные люди. Будем надеяться, что в ходе специальной подготовки они покажут хорошие данные и тем самым подтвердят хороший результат нашей первой работы по отбору космонавтов. — В интонации голоса председателя можно было уловить и удовлетворенность завершением трудной, но очень важной работы и уверенность, что отобраны действительно те люди, которые смогут первыми шагнуть в космос.

Улеглись страсти, утихли беспокойные разговоры в коридорах авиационного госпиталя, где работала «грозная» комиссия. «Отсеянные», смирившись с неудачей, разъехались по вокзалам Москвы, чтобы вернуться в свои части.

Поступил приказ о зачислении отобранных летчиков слушателями-космонавтами. Нельзя было не заметить той внутренней борьбы, которая была написана почти у каждого «счастливчика» на лице. Конечно, каждый из них был рад, что наконец-то сбылась заветная мечта, начиналась новая, волнующая и очень интересная жизнь. И все же летчики временами чуточку грустили. Что ни говори, а не так-то легко расставаться с родным полком, эскадрильей, звеном, с близкими друзьями и товарищами. Я спросил Алексея Архиповича: