Ольга Голубева-Терес - Страницы из летной книжки

Хотя Нина и закончила аэроклуб, стремясь стать летчицей, однако службу в армии ей пришлось начинать штурманом. Налет был мал, да и штурманов в те времена недоставало. А вот когда не стало хватать летчиц в полку, многим штурманам, окончившим до войны аэроклубы, предложили пересесть в пилотские кабины. Заместитель командира полка по летной части С. Амосова днем и ночью летала с ними. Полеты по кругу, в зону, на полигон. Взлет, посадка, вираж, переворот, боевой разворот и снова посадка... Нине казалось, что взлетам и посадкам не будет конца, но Амосова очень скоро оценила летные качества Ульяненко. Нина стала летчицей, а свой штурманский опыт старалась передать мне.

Бомбометание с самолета — трудное дело, а бомбометание с По-2 труднее вдвойне. Надо уметь точно проложить путь к цели, найти ее без ориентиров, без освещающих огней, часто искусно замаскированную. И тут на первый план выступает мастерство штурмана. Можно, конечно, осветить цель САБами, которые загорятся на расстоянии 300-400 метров от земли и достаточно долго будут висеть на парашютах. Но при сильной облачности, густой дымке, дымовой завесе, поставленной противником, чтобы скрыть объект, САБы бесполезны. Тут нужен опыт, чтобы обнаружить цель и поразить ее. Нам приходилось сбрасывать бомбы различного веса и габарита: 25, 50, 100-килограммовые, осколочные, фугасные, термитные, самовоспламеняющуюся жидкость и самые мелкие бомбочки, вплоть до противотанковых гранат, которые мы брали в кабину. Каждая серия бомб имеет свои баллистические свойства, свой отличительный характер. Наземная артиллерия для поражения цели прибегает к пристрелке или пользуется услугами корректировщика. Мы были лишены и того и другого. Самолет, как правило, проходил над целью однажды, и экипаж был лишен возможности исправить свою ошибку.

Данные о целях мы получали иногда очень скудные. Бывало, что бросали бомбы на глазок, и они падали в районе цели, не поражая ее. Другая бы махнула рукой, не обратила внимания, вроде бы ничего особенного: человек не автомат — бывает, и ошибается... А Нина думала по-другому: промах экипажа — это брак в боевой работе. Она требовала от меня тщательной подготовки. Вместе со мной изучала характер бомб, возилась с прицелом, все время мне напоминала, что люди неделями не выходят из цехов, полуголодные и озябшие, делают бомбы и наша обязанность сбросить их «точнехонько». Когда на пути встречалась непогода, Ульяненко не спешила возвращаться домой с бомбами. Она была поистине хозяйкой неба. У нее опасность увеличивала собранность для борьбы со всякими особыми случаями. Нина не бравировала своей смелостью, бесстрашием, но спокойно говорила: «Пойдем, пока можем». Ей чужда была рисовка. И опасность не была безразличной, как для каждого нормального человека. И чтобы одержать победу над опасностью, готовилась к ней на земле. Я училась у Нины выдержке, хладнокровию, штурманскому мастерству. Думая о Нине, я уснула.

— «Вставай, подымайся, рабочий народ!» — громко пропела Маменко над нами, и мы с Ниной враз проснулись.

Люди на войне много работали и смертельно уставали. Научились спать сидя, стоя, на ходу. В любых условиях. Но, заслышав сигнал побудки, любой зов, тут же просыпались и готовы были действовать.

— Машина к полету готова, товарищ командир!

— Пойдем посмотрим, — отозвалась Ульяненко.

— А вы молодцы. — В голосе механика слышалось восхищение. — Олейник и Жигуленко доложили, что вы подавили огонь двух артточек.

— В этом и твоя заслуга, — сказала летчица. — Это ты у нас молодец!

— Спасибо... — Маменко запнулась. — А я... я думала... — И замолкла.

— Что же ты думала? — Нина вплотную подошла к Вере.

— Что... Что вы не доверяете мне. Всегда так придирчиво предполетный осмотр производите.

— Эх ты... — Ульяненко натянула Вере пилотку на глаза и передразнила: — «Я... ду-у-мала». В авиации есть золотое правило: доверяя, проверяй. Пора бы тебе к этому привыкнуть.

Ульяненко нисколько не сомневалась в механике. Маменко была внимательна к самолету. Вся машина у нее блестела и сияла чистотой. Она хорошо усвоила, что авиация не признает ни маленьких, ни больших неисправностей. Любая, даже самая пустяковая, неполадка, даже грязь, будь она в моторе или в кабинах, — все может привести к катастрофе. И тем не менее Ульяненко всегда перед полетами производила личный осмотр. Такая уж традиция в авиации.

Приняв доклад, что машина готова, Нина вместе с Верой покачала лопасть винта — люфта не было. Присела около стойки шасси — все в порядке. Переходя от одной точки осмотра к другой, Нина миновала элерон, стабилизатор, горизонтальный и вертикальный рули и добралась до кабины. Заглянула внутрь: привязные ремни были исправны, ремешки на педалях целы, пол чист. Ничто не предвещало беды.

— Скоро? — спросила меня Ульяненко, видя, что я все еще вожусь, укладывая в кабине САБы, мелкие осколочные бомбы, листовки, газеты. Она заглянула в мою кабину и присвистнула:

— Жадность тебя погубит. Куда сама сядешь? Сдует...

— Сдуть не сдует, а в ледяную сосульку превращусь, это точно.

Обычно в штурманскую кабину набирали так много всего, что сидишь как ямщик на облучке, выше ветрового стекла, а воздушный поток хлещет по лицу и свистит в ушах. Продувало до самых костей.

— Давай быстрей, — торопит летчица, забираясь в кабину.

— «Быстрей, быстрей», — огрызаюсь я, — зря только тратим бумагу. Нужны им наши листовки. Как же... Они, поди, смеются. Не листовками, бомбами их гвоздить надо. А их мало...

— Действительно, — соглашается Ульяненко, — еще килограммов сто взять можно. Пойдем к командиру.

В самые первые боевые полеты По-2 поднимал 100 килограммов груза, потом летчицы, экспериментируя, брали по 150, 200, 300, а иные экипажи, имея новые машины, брали и по 400 килограммов.

Нам разрешили подвесить 250 килограммов бомбового груза.

— Но листовки взять! — приказала замполит.

— Есть! — повернулась я и на бегу закричала: — Бомбы! Скорее! Бомбы-ы!..

— Мы уже подвесили. — Из темноты вынырнула техник по вооружению Нина Бузина.

— Нам разрешили больше. Давай!..

Тут же подъехала машина с бомбами и вооруженцы стащили из кузова две пятидесятикилограммовые бомбы и поволокли их к плоскостям. Вооруженцы Поля Петкилева, Валя Лучинкина, Оля Яковлева — все, как на подбор, маленькие, худенькие девчонки — ловко подхватили одну за другой бомбы и мгновенно подвесили их на крючки бомбодержателей. (Все эти девушки потом станут штурманами, окончив полковые краткосрочные курсы без отрыва от своей работы.).

Теперь-то наши вооруженцы наловчились: втроем за 2-5 минут снаряжают машину, а поначалу вчетвером брались за бомбу, пыхтели, стукались лбами, мешали друг другу, а она ни с места, проклятая. Тяжелая эта работа. Подвесят бомбы на один самолет, рулит второй, а там третий... пятый... Порой вооруженцам казалось, что время остановилось. Карусель из рулящих самолетов не останавливалась до самого утра. А после дождей, в распутицу, когда полуторки буксовали и не могли подъехать к самолетам, девчонки тащили бомбы, ругая проклятую грязь или молча, стиснув зубы. Под плоскостью они быстро подхватывали бомбу на колено, а потом рывком подвешивали. В любую погоду — без рукавиц, потому что так сподручнее. Война не делала скидок на слабость женского пола. А каждая бомба громила врага, приближая победу.