Любовь Воронцова - Софья Ковалевская

Своих немецких родственников сестры поражали не только красотой. Анюта отличалась необыкновенным красноречием, страстным и убедительным. Ее занимали политические вопросы и социальные идеи. Она критиковала мир, плохо задуманный и плохо созданный богом, и намеревалась исправить ошибки творца.

Если в ее присутствии произносили слово «жандарм», она приходила в негодование, и с ней долго нельзя было ни о чем разговаривать. Она могла часами молчать, погруженная в свои мысли, но едва охватывал ее огонь вдохновения, она говорила с величайшим воодушевлением; часто повторяла довольно пессимистические слова, распространенные тогда среди молодежи: «…Tout casse, tout lasse, tout passe» [4] Все разрушается, все надоедает, все проходит (фр.). .

Вечерами она садилась за рояль, пела теплым меццо-сопрано русские песни, любила «Казачью колыбельную», часто декламировала стихи шотландского поэта Роберта Николль «Все люди — братья»:

Внешне Соня казалась полной противоположностью Анюты. Ее круглое лицо с прелестной ямочкой на подбородке матово светилось, живые глаза вопрошающе смотрели на всех и на все; движения ее были порывисты; речь быстрая, слова перегоняли друг друга. При незнакомых людях она держалась робко и застенчиво, предпочитала темные углы; если же оказывалась в центре внимания, сразу привлекала к себе всех. Девушка свято верила политическим идеалам сестры и готова была идти за Анютой куда угодно.

Во время пребывания Крюковских в Швейцарии там происходили 1 и 2 Конгрессы Интернационала и 1 Конгресс Лиги мира и свободы. Выступления признанных вождей разных революционных групп печатались и обсуждались в газетах и давали сестрам обильную пищу для размышлений и о своей судьбе и о судьбе их поколения.

Соня считала, что для развития писательского таланта Анюте следовало бы походить по России пешком, как ходят богомольцы, например. Какие богатые впечатления могла бы получить она! Но разве отец позволит отправиться в такое путешествие?! Сама же Соня стремилась к науке, хотя и не решила еще, будет ли это увлекшая ее математика или нужная народу медицина.

Первую медицинскую практику она получила в деревне, где каждый день к ней приходило до десятка человек за лекарствами. Она читала лечебник, злилась, что еще не доктор: как ни прельщала наука, ей все же казалось, что со временем у нее разовьется страсть лечить…

В Вернэ-Монтре Соня всю зиму прилежно изучала ботанику, физиологию, купила себе маленький микроскоп и рассматривала клетки растений, кровяные шарики и т. п.

Весной 1868 года Крюковские вернулись в Россию и погостили недолго в Петербурге.

Идеи новой, свободной жизни, новой России, провозглашенные Чернышевским, Добролюбовым и их последователями — лучшей частью мыслящей молодежи, распространялись все шире. Даже в петербургских великосветских гостиных молодежь непостижимо верно отличала единомышленников. Им достаточно было намека, взгляда, жеста, чтобы понять друг друга, узнать, что они среди своих.

— И когда мы убеждались в этом, — говорила Софья Васильевна, — какое большое, тайное, непонятное для других счастье доставляло нам сознание, что вблизи нас находится этот молодой человек или молодая девушка, с которыми мы, быть может, раньше и не встречались, но которые, мы знали, воодушевлены теми же идеями, теми же надеждами, тою же готовностью жертвовать собой для достижения известной цели, как и мы сами!

Главной целью женщин была борьба за право посещать университет, изучать те науки, которые изучали мужчины, работать в тех же областях, какие были открыты мужчинам. И если Анюта жадно поглощала труды по философии и политической экономии, Соня больше верила в преобразующую силу точных наук. Но кем бы ни суждено было стать сестрам в их жизни — писательницей ли, как Анюта, математиком, как Соня, — все равно нужно учиться! А для этого необходимо стать независимыми, вырваться во что бы то ни стало из-под надзора родителей!

В свои короткие приезды в Петербург сестры Крюковские познакомились со многими поборницами женского просвещения.

Они узнали о тех препятствиях, какие воздвигало на пути женщин правительство.

В 1863 году при Мариинской женской гимназии были открыты педагогические курсы с отделениями — естественно-математическим и словесным. Преподавателями на курсах были профессора высших учебных заведений Петербурга: Э. К. Брандт из Медико-хирургической академии, Ф. Ф. Петрушевский — из Артиллерийской, Н. Н. Тыртов — из Морского корпуса. Они не ограничивались лекциями, но вели и лабораторные занятия, ставили опыты. В обществе с недоверием смотрели на «странную затею» — создать высшее учебное заведение для женщин, призванных быть женами и матерями.

Преподавание анатомии и физиологии вызвало обвинение в пропаганде нигилизма и безнравственности. На специальной конференции разбирался вопрос: какие статьи из зоологии и анатомии должно обойти, дабы не оскорбить девичью стыдливость. Принц Петр Ольденбургский, председатель Главного совета женских учебных заведений, в разосланном по гимназиям секретном циркуляре указывал: «Вследствие появившихся в новейшее время заграничных сочинений, в которых видно ясное стремление к материализму, внимание всех начальствующих лиц должно быть обращено на то, чтобы естественные науки преподавались не иначе, как с всегдашним указанием на премудрость божью как единственный источник блага». А в своей речи, обращенной к выпускницам педагогических курсов, советовал «не вдаваться в лжеучение материализма и нигилизма».

В 1865 году распространились слухи о закрытии педагогических курсов, слушательниц которых правительство считало вредными для общества. Желая сохранить курсы, организаторы вовсе изъяли из программы физиологию и анатомию.

И Соня и Анюта узнали первых женщин, начавших посещать лекции в университете: М. Богданову, сестер Корсини, с одной из них — Натальей Иеронимовной — Анюта сдружилась. Они слышали о «счастливице» Варваре Алексеевне Кашеваровой, единственной, получившей позволение слушать лекции в Медико-хирургической академии на равных правах с мужчинами — лишь потому, что она должна была стать акушеркой в Башкирии, где мусульманский закон запрещал женщинам обращаться за медицинской помощью к врачу-мужчине. На экзамене, который Кашеварова сдала с отличием, она объявила, что убедилась в невозможности изучать одну какую-нибудь отрасль медицины, не зная всей науки, и просила позволить ей учиться в академии. Разрешение ей было дано. Ходили на лекции и другие желающие, но после студенческих волнений это право отняли, и многие девушки уехали учиться в Цюрих.