Любовь Воронцова - Софья Ковалевская

Первую зиму в Петербурге Софья Васильевна собиралась посвятить серьезному изучению аналитической механики и, главное, математической физики, которой заинтересовалась еще в Гейдельберге, когда слушала лекции Гельмгольца. Но очень скоро она лишилась возможности вести систематические занятия наукой.

Случайно Ковалевский встретился с бывшим товарищем по училищу правоведения — Владимиром Ивановичем Лихачевым, богатым столичным домовладельцем и городским общественным деятелем, впоследствии городским головой, сенатором. Лихачев покупал и продавал дома с большой прибылью. Его рассказы о баснословных богатствах, которые приносит продажа домов, заставили Владимира Онуфриевича задуматься: «А не стоит ли и ему выбрать такой род деятельности, который позволил бы сделать некоторые материальные накопления, а затем спокойно отдаться науке?»

Отчаявшись получить должность профессора, он ухватился за Лихачева, как утопающий за соломинку. Он уже ни о чем другом не мог думать, и разгоряченное воображение уводило его все дальше. В одном из писем к брату Александру, сообщавшему о своем желании купить дом и сдавать внаем квартиры, чтобы несколько облегчить свои денежные обстоятельства, Ковалевский писал: «…Стоит ли вообще покупать человеку с энергией уже построенные дома, и кажется, гораздо выгоднее строить их самому… Подумай хорошенько о том, что я пишу, и реши совсем, как хочешь; я тебе говорю, что эта мысль пришла мне в голову сию минуту, и я выкладываю ее тебе».

Он уже нисколько не сомневался в необходимости строить дома, чтобы обеспечить себе как ученому полную независимость. Ведь нажил же миллионное состояние земельными операциями знаменитый Чебышев и не забросил математику?!

А в годы, когда «прорезались зубы» у развивающегося капитализма в России, когда возникали во множестве банки, акционерные общества, строились железные дороги, заводы, шахты и деньги лились золотыми ручьями, энергичному человеку не стоило большого труда приобрести состояние. Ничего не понимавшая в делах Софья Васильевна разделила увлечение мужа. На предостережения Александра Онуфриевича она ответила:

«…Вы очень удивляетесь тому, как вы говорите, спекулятивному направлению, которое овладело нами обоими, но оно развилось у нас по необходимости. Вот как стоят наши дела: я получаю теперь в год немного более 900 рублей. Володя же, не обижая вас [8] В. О. Ковалевский тратил на себя бóльшую часть доходов от имения «Шустянка», принадлежавшего обоим братьям. , что он и без того слишком долго делал, может рассчитывать максимум на 600 рублей с имения, что вместе с 600 рублями приват-доцента составляет 2100 рублей в год, и в близком будущем не предвидится ничего больше.

Пока мы жили за границей, нам этих средств было достаточно, но, вернувшись в Россию, мы серьезно занялись вопросом: каким образом следует нам поступать далее для того, чтобы устроить нашу общую жизнь как можно полнее и счастливее? …Я с моей стороны имею большое доверие к умению Володи вести дела, если только он действительно предается им…»

Остановить супругов было некому: Василий Васильевич Крюковский скоропостижно скончался. Елизавета Федоровна никогда в хозяйственные дела не вникала. Анна Васильевна и Виктор Жаклар по своей неопытности тоже не могли ничем помочь своим близким. Они с большим трудом добывали себе средства существования. Анна Васильевна написала две повести: «Фельдшерица» и «Записки спирита». В «Записках спирита» она разоблачала спиритизм, которым увлекалось русское интеллигентное общество. Вместе с мужем, получившим место преподавателя женской гимназии, она составляла хрестоматию французской литературы, в которой излагала свои весьма передовые для того времени педагогические взгляды. Но эти работы не сулили особых доходов.

Со свойственной ему неукротимой энергией Владимир Онуфриевич принялся за постройку дома. Воображение его разыгралось. Он решил сделать при доме оранжерею, чтобы использовать тепло отопления; вслед за этим родилась идея соорудить баню для Васильевского острова, так как, по вычислениям Софьи Васильевны, население острова должно было сильно возрасти, а значит, недостатка в посетителях не будет!

Ковалевский брал деньги в банках, закладывал и перезакладывал недостроенные сооружения. Софья Васильевна испытывала страх перед грандиозностью предприятия, но Владимир Онуфриевич смеялся над дурными предчувствиями жены, доказывал несомненные выгоды дела, что подтверждали и «математические» выкладки Софьи Васильевны.

Владимир Онуфриевич забросил науку, Софья Васильевна — тоже, придерживаясь взгляда; жена — истинный друг, помощник мужа во всех делах. Но в строительных она не могла быть полезна, на нее падала обязанность укреплять связи в обществе.

По рекомендации того же Лихачева, который прельстил Ковалевского коммерцией, новый владелец газеты «Новое время» А. С. Суворин пригласил Владимира Онуфриевича работать в редакцию в качестве одного из ближайших помощников. Софье Васильевне было поручено освещение научных вопросов и рецензирование спектаклей Михайловского театра.

Давно стремясь к литературной деятельности, Ковалевская охотно занялась журналистикой. У Суворина была репутация радикального публициста. Сотрудничать в его газете согласились такие люди, как Некрасов, Тургенев, Салтыков-Щедрин. Ковалевская подружилась с Тургеневым, полюбила гневный талант Салтыкова-Щедрина, вместе с сестрой возобновила теплые отношения с Достоевским, очень заинтересовалась Л. H. Толстым, которому писал о ней H. H. Страхов.

Софья Васильевна живо, интересно сообщала русскому читателю о новинках науки и техники. В больших обзорах она рассказывала об исследованиях Пастера, о воздухоплавании и летательных аппаратах, оптических приборах и пишущих машинах, о телефонах, солнечных подогревателях и другом. После пятилетней затворнической жизни в Берлине она окунулась в петербургскую жизнь и словно опьянела. Были позабыты аналитические функции, которые еще так недавно целиком заполняли ее мысли. Она знакомилась с писателями, артистами, учеными, проникала в различные литературные кружки и с жадным любопытством изучала пустую, но очень увлекательную сутолоку петербургского «света». Театры, благотворительные вечера, кружки с их бесконечными, ни к чему не ведущими спорами, которые всем уже надоели, для Софьи Васильевны представляли прелесть новизны. «Я отдавалась им, — рассказывала она позднее, — со всем увлечением, на которое способен болтливый по природе русский человек, проживший пять лет в Неметчине, в исключительном обществе двух-трех специалистов, занятых каждый своим узким, поглощающим его делом и не понимающих, как можно тратить драгоценное время на праздное чесание языка. То удовольствие, которое я сама испытывала от общения с другими людьми, распространялось и на окружающих. Увлекаясь сама, я вносила новое оживление в тот кружок, где вращалась».