Иван Пстыго - На боевом курсе

В ликвидации витебской группировки участвовал и наш полк, за отличные боевые действия получивший почетное наименование "Витебский". Бесстрашно громили немцев все летчики. Однако считаю своим долгом сказать об одном летчике - Цугуе. Зенитным снарядом ему оторвало руку по локоть. И он, истекая кровью, управлял штурмовиком одной рукой. Цугуй был награжден орденом Красного Знамени.

На второй-третий день операции наш полк перелетал на полевой аэродром под Оршей. Но долго и с него действовать не пришлось. Войска стремительно продвигались вперед. Окруженную бобруйскую группировку противника блестяще ликвидировали наземные войска и летчики генерала Руденко, а другие окруженные группировки ликвидировали в ходе наступления. Вот с Минским котлом пришлось повозиться. Мы стремительно продвигались на запад. Группировка противника пыталась выйти из окружения, но с каждым днем оставались все глубже в нашем тылу. Враг начал терять управление, деморализоваться. Немцы выходили на аэродромы большими и малыми группами с оружием и без и сдавались в плен. Мы базировались под самым Минском, так что невольно пришлось пленить несколько сотен фашистов.

Но вот как-то по телефону получаю о командира дивизии полковника Кожемякина распоряжение взлететь всем полком, выйти на железную дорогу Москва - Минск и от станции Толочин лететь на запад километров сто. Если будет обнаружен противник - бить его, воспретить отход. А если не отходит принудить к отходу.

Я начал уточнять столь хитроумную задачу у командира дивизию и после повторения позволил заметить:

- Задачу усвоил. Она выглядит примерно так: "Стой там - иди сюда".

У командира дивизии хватило выдержки, и он только сказал:

- Иван Иванович, ты опытный командир. Иди на указанный участок железной дороги, а что делать - решай сам по обстановке.

Вот это другое дело! Мне давали инициативу!

Мы тогда вышли в заданный район и колотили всех - и кто отходил, и кто не отходил. Не могу сказать точно, сколько мы побили эшелонов, войск и техники противника, отходивших на запад. Но полет получился весьма эффективным. Правда мы потеряли командира звена Лобанова и два экипажа сели без шасси на фюзеляж. Но самолеты скоро были восстановлены.

На полевом аэродроме Крупки мы получили приказ командующего воздушной армией Хрюкина об отправке в Москву группы пленных немецких генералов. К нам накануне вечером сели два самолета Ли-2 и двенадцать истребителей Як-1. Утром, гляжу, подвозят на двух грузовиках военнопленных, разумеется под охраной. Он вялой походкой направляются к самолетам. Запомнились двое из них: один маленький, толстенький. Второй, рядом с ним, - высоченный, этак около двух метров, - генерал Траут. Это он обещал Гитлеру (что нам стало известно еще до начала наступления из развединформации), мол, "на участке, который обороняет его 74-я штурмовая дивизия, не только русские солдаты- мыши не проползут!.." Ну что же мыши мышами. А что касается русских солдат, то они не стали ходить на оборону дивизии Траута, а обошли ее, окружили, разгромили, а самого генерала взяли в плен.

Проверив по списку, мы посадили всю эту публику в транспортные самолеты, взлетели вслед за ними, построили по всем правилам сопровождения свой боевой порядок, и группа пошла на Москву.

Тут я отвлекусь. Чем дальше мы продвигались на запад, чем заметнее изменялся характер войны к лучшему, тем больше внимания стали уделять своему внешнему виду мои однополчане, подчиненные. Появились даже полковые пижоны, умудрявшиеся не только ежедневно менять подворотнички на гимнастерках, но и как-то с шиком перешивать брюки, кителя.

В полку у нас было тридцать шесть девушек- оружейниц, мотористок и штабных работниц. Как знать, может, именно их присутствие подтягивало мужчин. Заметно уменьшилось употребление сильных выражений. Появление на людях небритыми, в грязных сапогах тоже стало "вне закона". В полку активизировалась и сразу вошло в быт хоровое пение. Помню, вечером, после ужина собирается группа - и тут же отыщется запевала, и вот затягивается песня.

В годы Великой Отечественной войны родилось много новых песен, причем не только призывных, военно-патриотических, но и по-настоящему лирических, задушевных. "Вечер на рейде", "Огонек", "Синий платочек", "Землянка", "Темная ночь", "В лесу прифронтовом". А какой поистинне неиссякаемый кладезь мудрости в русских народных песнях!.. Они находили массовых исполнителей и благодарных слушателей на всех фронтах, в любых воинских частях. Пели их, конечно, и в нашем полку. Пели увлеченно, можно сказать, самозабвенно.

В полку кроме певцов нашлись и музыканты, и танцоры. Все постепенно стали выходить из подполья - в свободный час вспоминали свое былое умение. Не случайно, когда пришел приказ, которым за боевые успехи, проявленные в боях, несколько десятков летчиков, воздушных стрелков и техников полка награждались орденами и медалями, полковая самодеятельность получила возможность развернуться и проявить себя. Такое событие нельзя было не отметить. И после праздничного ужина начался концерт.

Два друга, любимцы полка, летчики Потапов и Цыганков оказались великолепными танцорами - чечеточниками. Трудно сказать, где и как им удалось добыть свои картинные, "под испанцев", костюмы и ботинки со звонкими подошвами. Во всяком случае, когда они выходили танцевать, то у зрителей буквально дух захватывало! Весть об их мастерстве донеслась до дивизии и даже до корпуса - потом, когда художественная самодеятельность в полку приобрела широкий размах, их стали просить выступать на дивизионных и корпусных смотрах и праздниках. Но вскоре Потапов погиб, а Цыганков был тяжело ранен...

Однако жизнь брала свое. Появлялись новые таланты. В полку всегда тепло встречали и выступления старшего техника-лейтенанта Редькина, человека уже не молодого, лысеющего. Он обычно повязывал голову женской косынкой и запевал такие частушки:

Полюбила писаря, да такого лысого!

Ему некогда писать - только лысину чесать...

Тут Редькин сдвигал платок на затылок и, уморительно гримасничая, чесал свою лысину. Зрители отвечали ему гомерическим хохотом. Это была хорошая разрядка. Забывались все наши невзгоды. А на фронте это чрезвычайно важно.

...После белорусских котлов и окружений в стремительном движении вперед мы вступили на землю Прибалтики. Противник упорно сопротивлялся: города превращал в крепости, а деревни в опорные пункты.

Такой крепостью враги сделали Вильнюс. Наши войска блокировали эту крепость. Авиации здесь поручили подавить сопротивление противника, и мы сделали это успешно.

Войска фронта уходили все дальше на запад. Нас теперь не покидала забота поиска аэродромов. В прифронтовой неустроенности дорог технический состав, понятно, ждать было долго. Так что частенько мы брали во вторые кабины боевых машин и воздушных стрелков, и обученных стрельбе по воздушным целям техников самолетов. Кстати сказать, они охотно летали за стрелков. Таким образом, помню, взлетев, с аэродрома Буйле, мы нанесли удар по противнику в крепости Вильнюс и произвели посадку на аэродроме Поцунай на берегу Немана, южнее Каунаса. Вскоре и Вильнюс сдался нашим войскам. Техники самолетов, которых мы взяли с собой, несколько дней готовили самолеты к работе. А через два-три дня прибыли остальные, чему мы были очень рады.