Эрнст Юнгер - Излучения (февраль 1941 — апрель 1945)

Здесь упоминается статья о медоносной пчеле в древней Индии; статья опубликована в 1886 году профессором Фердинандом Каршем под псевдонимом «Канус».

Аналогичным словом прикрывался Й. X. Ф. Хауг, называвший себя «Офтальмос».

После долгого поста, в котором пребывал немец, Кньеболо возвел его на высокую гору, откуда показал все царства мира. Немец не заставил себя долго упрашивать, и тут же поклонился искусителю.

Кирххорст, 11 октября 1944

Ночью мне снился отец. Мы играли в шахматы, находясь в разных помещениях; я находился в прихожей, но мы видели друг друга сквозь раздвижную дверь; постепенно, по мере развития партии, она открывалась.

Затем я увидел себя перед зданием, с которым меня связывали какие-то воспоминания; оно мне казалось то разрушенным и вновь отстроенным домом бабушки, то домом Флоранс на авеню Малакофф, то зданием на рю Шерш-Миди. Самое замечательное в сновидениях то, что они заставляют звучать общие темы, как, например, в данном случае — «Потерянный дом». Перед такими образами индивидуальное переживание становится неопределенным, от него остается только след глубокой тоски. Точно так же и в сумерках: индивидуальное умаляется, а всеобщее приобретает значительность. Под конец на пороге смертной ночи дано будет познать: равноценность переживаний, обман мира чисел. Есть только единое число, как есть единый человек. К нему устремляется эрос.

Кирххорст, 12 октября 1944

Ночью снова приснился отец. Я спускался с ним по лестнице в погреб, он шел туда за вином, чтобы дать мне его с собой в дорогу. Затем я вновь оказался в Париже.

С утра сирены, подобные тем, что медленно изматывают городское население.

Шенк подбил меня на сбор растительных семян. Буду владеть богатейшим архивом не только пластических форм, но также энергий, ядов, лекарственных и наркотических средств. Кроме того, соберу в колбу цветочные луга, леса и целые садовые кущи.

Продолжал работу над «Тропой Масирах». Распахивать целину — труд, пожалуй, слишком тяжелый, слишком напряженный для нынешнего времени. Я использую чернила, голубой влагой стекающие с пера и за ночь превращающиеся в темно-синие. Благодаря этому новая работа четко выделяется; на пашне видны свежевспаханные борозды.

Кирххорст, 15 октября 1944

Ночные налеты. В окрестностях Брауншвейга вспыхнул большой пожар.

Бомбардировщики летали и во время завтрака, низко кружась над местностью. Дом сотрясался от взрывов.

Кирххорст, 18 октября 1944

Продолжил работу над «Тропой Масирах», несмотря на великие нестроения времени. Странно, что действующим лицам в таких рассказах трудно подобрать имена, хотя в моем распоряжении весь алфавит. Не менее странно, что их уже не изменить, когда сеть текста в своем плетении удалилась от начала. Носители имен обретают в этом случае плоть и кровь, становятся реальными.

Использование плюсквамперфекта на протяжении длинных отрывков придает тексту деревянность; опыт показывает, что лучше, поступаясь грамматической правильностью, удовлетвориться имперфектом, вставляя плюсквамперфект только изредка. Тогда читатель не выходит из временных рамок. Стиль допускает небрежности, но не ошибки.

После полудня на Ольдхорстском болоте с Эрнстелем. Растение с бледно-розовыми восковыми цветками, которое я сорвал для своего «болотного» гербария, оказалось подбелом.

В восемь часов вечера, когда я все еще сидел за микроскопом, завыла сирена и тут же появились самолеты. Над городом вспыхивали красные и зеленые ракеты; южные районы превратились в сплошной бомбовый котел. В Нойвармбюхене целая усадьба взвилась огненным столбом.

Выступление Кньеболо по радио с призывом создавать батальоны фольксштурма дает в руки новые средства уничтожения, направленные против народа в целом. Все его идеи оказались экспериментами, выпавшими в основном на долю самих немцев. Я имею в виду взрывы синагог, истребление евреев, бомбардировку Лондона, летающие бомбы и т. д. Прежде всего он подчеркивает, что такие действия мыслимы и возможны, разрушает гарантии и дает массам повод для поддержки. Бурные овации, которыми сопровождались его выступления, были, собственно говоря, согласием на самоуничтожение, актом величайшего нигилизма. Мой ужас проистекает из того, что я понимал это с самого начала: чудовищное ликование под дудочку крысолова. Кньеболо, безусловно, явление также и европейское. Германия как центр Европы всегда будет тем пространством, где подобное становится зримым прежде и резче всего.

Кирххорст, 20 октября 1944

В генеральном командовании узнал, что дано распоряжение о моей отставке. В Берлине, по-видимому, даже торопились, желая избавиться от меня именно таким образом. Что ж, я могу еще немного поработать, как на медленно тонущем корабле или в осажденном городе, где перед опустевшими алтарями потрясают мирной жертвой. Хорошо, что издательская деятельность пришла в упадок, это делает работу бесцельней, но осмысленней. Все равно что гравировать бокалы, показывать их солнцу и топить в море.

В городе услышал, что позавчерашний налет унес не одну жизнь. Большинство было раздавлено в толпе перед входом в бункер. Есть бункеры, куда надо спускаться по лестничным шахтам; некоторые перепрыгивают прямо через перила и валятся на спрессованных внизу людей. Резкое падение ломает стоящим шейные позвонки. Гарри наблюдал за одними из таких ворот в преисподнюю; вопли и стоны раздавались из темной пасти в течение всей ночи.

Потом с Шенком в мастерской Греты Юргенс; поговорили о растениях, растущих на болотах и халлигах.

Возвращались через Ботфельд; я зашел на кладбище и среди могил увидел надгробие В., с которым отец имел тяжбу из-за земли. Теперь оба покоятся в одной и той же земле, превращаясь в нее. Что останется от нас, если мы не соберем монеты, дабы на великой таможне царства мертвых обменять их на золото, — что останется от нас для бессмертия?

Во сне сидел за ночной трапезой с верховным главнокомандующим и думал про себя: «Смертный приговор вы ему вынесли несправедливо». При этом видел на его виске светлую рану от пистолетного выстрела.

Кирххорст, 25 октября 1944

После полудня проводил Эрнстеля на вокзал в Бургдорф. Он все еще слаб после ареста, и ноги еще не зажили от долгих переходов. Несмотря на это, он не хочет, чтобы его товарищи, которых вот-вот должны отправить на фронт, тронулись с места без него. Мы обнялись в узком холодном проходе, ведущем на платформу.

Кирххорст, 27 октября 1944

В Ботфельде в связи с отставкой от военной службы. Поскольку война присутствует всюду, вряд ли что-то изменится. По дороге нашел обломок подковы.