Юрий Бычков - Коненков

В Караковичах, которые стали Конятами, ничего не осталось от родного гнезда. Свое подворье Сергей Тимофеевич узнал по камню, который издавна лежал у ворот. Люди ютились в землянках. Население деревни — это главным образом женщины, старики, дети. Мужчин почти нет. Жили деревенские голодно, трудно, но не падали духом.

— Ничего, Сергей Тимофеевич, обстроимся, — видя, как он по приезде запечалился, утешали сердобольные женщины, многие из которых остались вдовами и сами нуждались в утешении.

Всюду, куда ни глянешь, дзоты, окопы, разбитые орудия, снарядные гильзы. Жестокие бои шли на рубеже Десны-реки. На поросшем бурьяном, незасеянном поле около деревни Сушня отправившийся обозреть окрестности Коненков насчитал двенадцать подбитых танков. Огорчился, приуныл, узнав, что они советские. Не шли из головы эти обгорелые, с перебитыми гусеницами и продырявленной броней танки. Оказалось, жив-здоров его сверстник Илья Зуев. У него и остановились.

Илья Викторович Зуев, увидев идущего к порогу его землянки Коненкова, прямо-таки обомлел. Столько лет прошло! Вместе с ним на одной лавке сидели в деревенской школе, водили пальцем по букварю.

Илье Викторовичу, как и Коненкову, за семьдесят, а он хоть куда. Работает в колхозе: пашет, косит. Это и его руками подымается подорванное войной колхозное хозяйство. И вот опи сидят рядом. Деревенские собрались все тут. Пошли в ход московские припасы. Народ повеселел. В руках Ильи Викторовича появилась гармошка, а в глазах молодой задор — какая еще там старость! Тогда и решил Коненков вылепить Зуева. В поисках подходящей глины, кал в детстве, лазил по оврагам, взбирался на кручи, сидел над Десной и думал, что нигде в мире нет такой красоты. Никакая прославленная Венеция на мутных лагунах, никакие красоты версальских парков не сравнимы со смоленскими зелеными дубравами, необъятными вольными просторами.

Ощущение возвышенной красоты человека-труженика не покидало его, становясь плотью портрета И. В. Зуева. Крепкий, моложавый, улыбающийся, он твердо стоит на родной земле. В одной руке он держит косу, в другой — брусок. Человек-труженик. Русский мужик, выдюживший еще одно историческое лихолетье.

— Я всегда верил в непобедимый русский народ, — говорил Сергей Тимофеевич, — я любовался им, Я начинал постигать жизнеутверждающее начало трагического видения у деревни Сушня. Там встали, поникли хоботами пушек подбитые советские танки. Но с Урала пришли новые бронированные пахари войны, и прах ненавистных фашистов исчез в земле наших предков. Миллионами жизней оплачена наша победа над германским фашизмом: свобода Родины, завоеванный народом в 1917 году социальный строй остались нашим достоянием навсегда.

Все существо Коненкова потрясла эта первая послевоенная поездка в родные места. В далекой Америке и даже в Москве он не мог себе представить масштаб потерь и разрушений. Насколько губительным было фашистское нашествие, он увидел, когда проехал по разоренной войной Смоленщине. С горькой иронией по отношению к самому себе и гордостью за смолян он признавался:

— Я поехал повидать там белокурого Леля из сказки, а увидел белобрысых мальчуганов в ватниках и сапогах, взявших на себя труд отцов.

Сергей Тимофеевич все, что получил перед поездкой за приобретенные музеями, главным образом Третьяковской галереей, работы с выставки 1947 года, передал на нужды детского дома и детской больницы в Рославльском районе. Приехав в другой раз, привес в каждую избушку и каждую землянку но самовару, накупил в Москве для женщин и детей одежды. С чем бы ни обращались к нему деревенские, он старался откликнуться, помочь. В материальной и моральной поддержке земляков проявлялось его душевное, человеческое участие. А художник Коненков видел широко, всеохватно: «Восхищали меня женщины-колхозницы. Страшные испытания и невзгоды обрушила на них война, но они не согнулись в горе. Как подлинные хозяйки своей земли, они неустанны в труде и в восстановлении жизни. Сколько в них оптимизма, жизнелюбия. Под этим впечатлением родилась моя «Колхозница».

Портрет И. В. Зуева и «Колхозница» показали, что по-прежнему деревня близка, дорога, понятна ему. Теперь это была советская деревня, с которой он встретился впервые. И как глубоко он постиг образ нового человека села!

В его «Колхознице» конкретная портретность сочетается с выявлением характерных черт женщины современной колхозной деревни. Мухинская стальная фигура колхозницы содержала в себе такого масштаба обобщение, что она воспринималась лишь как символ. Образ же Коненкова нес в себе многие примечательные черты русской женщины. Ее широко улыбающееся, крупное лицо, высоко зачесанные над большим светлым лбом густые волосы, вольный, стремительный разлет складок одежд, порывистость движения, ее ничем не сдерживаемая внутренняя энергия, наконец, материал — дерево, — который родствен, близок душевной теплоте русской женщины, — все сливается в цельный живой образ исторического звучания.

В марте 1958 года Коненкова пригласили выступить на многотысячном митинге по случаю награждения Смоленской области за успехи в сельском хозяйстве орденом Ленина. Как замечательно просто, с какой гордостью за земляков, одолевших все невзгоды, поднявших хозяйство области, заслуживших высокую награду, говорил он тогда:

— Дорогие земляки! Каждый раз, когда я за последнее время посещал свои родные места на Смоленщине, я радовался и был счастлив, но когда я расспрашивал о том, кто у нас отличник и кто получил какие-либо награды, я видел в ответ смущенные лица и скромное молчание. Но скажу вам, товарищи, я не унывал. И вот час настал. Наша область награждена орденом великого Ленина.

В газетных статьях и выступлениях перед людьми он призывал современников, людей труда, людей творчества; «Жить нужно с расправленными крыльями».

Такой уж у него был характер: широкий, страстный, бескомпромиссный. Вовсе не безоблачными оказались первые месяцы и годы по возвращении на Родину. Не успел он въехать, как в оборудованной им мастерской надумали устроить склад магазина «Армения», и Коненкову пришлось много сил отдать тому, чтобы не осуществилось это оскорбительное для него намерение. Попросил заступничества у депутата Верховного Совета, президента Академии наук А. Н. Несмеянова. В это время шло портретирование видного ученого, события развивались на глазах у Несмеянова. Встретился Коненков с Мартиросом Сергеевичем Сарьяном, которого знал со времени учебы в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Дело упиралось в претензию директора магазина «Армения». Дружеское участие М. С. Сарьяна, тоже депутата Верховного Совета СССР от одного из избирательных округов Армянской ССР, много значило. Два депутата отстояли целостность коненковской мастерской, Сергею Тимофеевичу не пришлось загромождать рабочее помещение студии сотнями гипсов, находившихся в подвале-хранилище.