Ким Сен - В водовороте века. Мемуары. Том 3

В качестве полулартизанских районов мы рассматривали такие районы, которые контролировались не только нами, но и врагом. Эти районы формально как бы контролировались врагом, но на деле же управлялись нами. Такое положение создавало условия для оказания помощи антияпонским партизанским отрядам, подготовки революционных сил, и прежде всего партизанских резервов. Они играли роль промежуточных пунктов связи между районами вражескими и партизанскими. Образно говоря, это были такие районы, которые днем контролируются врагом, а ночью — нами. В создании революционной опорной базы форма полупартизанского района соответствовала реальным условиям нашей борьбы. Такую его форму почти нельзя было увидеть в опыте партизанских войн в других странах. Процесс развития нашей революции того времени выдвигал на повестку дня вопрос о создании полупартизанского района.

В качестве одной из мер для развития и распространения вооруженной борьбы на Корею и для крутого подъема корейской революции в целом, в центре которой — антияпонская вооруженная борьба, мы в середине марта 1933 года продвинулись в район горы Ванчжэ в уезде Онсон провинции Северный Хамген. Распространять вооруженную борьбу на территорию Кореи и добиться освобождения Родины — это было стратегической целью, которую мы неизменно преследовали с первых же дней после объявления войны против Японии. Это и была несокрушимая вера, которая, овладев нашими сердцами, не покидала нас ни на минуту. Первейшим условием для расширения вооруженной борьбы внутрь Кореи было создание полупартизанских районов на территории шести уездных городков, а также ряда других северных пунктов Кореи. Создание надежных полупартизанских районов давало бы возможность ликвидировать различные левацкие перегибы, допущенные в создавай партизанских районов.

В то время мы формировали отряд, задача которого — действовать в Корее. Отряд состоял из 40 бойцов 2-й роты Ванцинского батальона, базировавшегося на Третьем острове, и 10 командиров и политработников, отобранных в ротах. В район Онсона была отправлена передовая группа из нескольких бойцов, возглавляемая командиром взвода Пак Тхэ Хва. Отдельные лица, занимавшие тогда ответственные должности в Восточном аньчжу рекой партийной организации, не на шутку насторожились по поводу нашего продвижения внутрь Кореи. Они всячески стремились ставить нам палки в колеса, преследуя цель приостановить наше продвижение. Последовало резкое осуждение корейских коммунистов, действовавших на китайской территории. Их борьбу за победу корейской революции они рассматривали как проявление националистской «амбиции к расширению круга интересов Кореи». Они, в частности, заявляли: такой поступок противоречит принципу представительства одной партии в одной стране, поэтому было бы разумнее категорически отказаться от такого плана.

Но я опровергал их утверждения и настаивал на своем. Верность национальному долгу означает одновременно и верность интернациональному долгу; бороться за освобождение Кореи — это неприкосновенное право корейского революционера, на которое недопустимо чье бы то ни было посягательство. Такова была моя позиция. С этой позиции я без колебаний готовился к продвижению в глубь нашей Родины. К этому времени про изошел случай, в какой-то мере бросивший тень на наш план и вызвавший у всех нас гнев и возмущение. Речь идет о том, что боец из 2-й роты, побывавший в районе Онсона для установления связи с товарищами внутри страны, был арестован неким Ким Сон До и доставлен в Восточноманьчжурский Особый комитет после того, как он вернулся, выполнив свое задание.

Тогда командиром 2-й роты был AН Ги Хо, а политруком — Чвэ Чхун Гук. Сразу же после возникновения этого происшествия они, запыхавшись, прибежали ко мне в Малуньсо столь неприятным сообщением, выразили свой гнев и возмущение по поводу злоупотребления Ким Сон До своей властью. Ведь он не имел права своевольно арестовывать партизана без ведома начальства его роты.

Чвэ Чхун Гук человек по натуре тихий непокойный, человек мягкой, доброй души, вообще не любил очернять других. Но на этот раз о Ким Сон До стал отзываться весьма дурно, назвав его по прозвищу «кривым Ваном». Я сидел молча, ни слова не произнося, слушал только, так как о Ким Сон До я знал мало. Знал о нем только одно то, что раньше он работал заведующим отделом пропаганды Восточноманьчжурского Особого комитета комсомола, а совсем недавно был отозван в Восточноманьчжурский Особый комитет партии. В это время он совершал инспекционную поездку по уездам. «Инспекцией» в партийных организациях Восточной Маньчжурии называли выезд начальства в низы и его руководство работой на местах.

Я раскритиковал Чвэ Чхун Гука, так как мне неприятно было услышать грубое прозвище Ким Сон До вместо его имени.

— Товарищ Чхун Гук! — сказал я. — С каких пор ты научился такой дурной привычке — называть других по их прозвищам? Ким Сон До нарушил норму поведения, проигнорировал нас. Это факт, но, спрашиваю, не можешь ли ты проявить к нему свое великодушие — уважать его личное достоинство? Чвэ Чхун Гук был человеком откровенным, всегда правильно относился к критике.

— Я виноват, — извиняющимся тоном проговорил он, сохраняя серьезное выражение на лице, — извиняюсь, если поступил хоть в какой-то мере нескромно или бесцеремонно.

— Партизанский район — такой же населенный пункт, здесь может быть прозвище. Но прозвище Ким Сон До слишком грубое и подлое. Называть «кривым»…

В тот момент меня больше раздражало прозвище «кривой Ван», которым ванцинцы нарекли Ким Сон До, чем сам факт ареста бойца 2-й роты.

На мой вопрос, почему Кима называют Ваном, Чвэ Чхун Гук ответил, что жители Цзяньдао, наверное, дали ему прозвище — Ван. Видимо, им было противно смотреть на Ким Сон До — он же кореец, но слишком любит щеголять в китайской моде, отвратительно низко кланяется начальству. По пути в Восточноманьчжурский Особый комитет я заглянул на минуту в уездный партком. Там тоже услышал прозвище «кривой Ван».

По словам Ли Ён Гука, с которым я встретился в рабочем кабинете уездного парткома, Ким Сон До — старый член Компартии Кореи. Он вступил в нее еще в 1927 году, работал членом комитета одной из ячеек Маньчжурского бюро фракции Хваёпха, был арестован полицией японского консульства, под вергался избиениям, нюхал и тюрьму. После выхода из тюрьмы он немедленно перешел в китайскую партию, продвинулся по службе — был назначен на руководящий пост в Особом комитете. Стараясь, видимо, замаскировать вытекший глаз, он постоянно носил защитные очки и ходил в китайской одежде дабушаныры.

Ли Ён Гук оценил Ким Сон До как «мастера, способного надеть чулки даже на ножки летающей воронь», а также как «талантливого оратора».