Юрий Стрехнин - Избранное в двух томах. Том II
- Название:Избранное в двух томах. Том II
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Воениздат
- Год:1989
- Город:Москва
- ISBN:5-203-00109-x
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Юрий Стрехнин - Избранное в двух томах. Том II краткое содержание
Второй том избранного составляют произведения, в основу которых легли реальные события.
Острота ситуаций, достоверность изображения позволяют автору раскрывать широкий диапазон проблем: преемственность патриотических традиций, утверждение наших моральных принципов, единение героического прошлого с сегодняшним днем.
Издание рассчитано на массового читателя.
Избранное в двух томах. Том II - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Да мы и так, товарищ лейтенант! Найдем подходящую ямочку…
— Только не вместе! — шепчу я. — Один — правее репродуктора, другой левее, и слушайте внимательно! Не передачу, а что вокруг!
— Понимаем! — отвечает один из автоматчиков, и в его тоне я улавливаю: что, дескать, ученых учить.
С репродуктором, кажется, все в порядке… На секунду настораживаюсь: не слышно ли чего со стороны противника? Нет, полная тишина… Только где-то неподалеку в траве тренькает кузнечик. Такое впечатление, что сейчас, в этот ночной час, на всем фронте тишина. Может быть, так оно и есть.
Отправляюсь обратно. Теперь уже нет ощущения оторванности от своих, какое было, когда тащили репродуктор и кабель. Уже не ползу, только иду, пригнувшись, прихватывая одной рукой кабель, чтоб не сбиться куда-нибудь в сторону. Кабель приведет точно к блиндажу, где меня ждет Миллер.
Вот и блиндаж, освещенный трофейной плошкой. Ввалившись туда, обрадованно говорю Миллеру:
— Все в порядке, товарищ капитан! Можно начинать!
— Спасибо! — Миллер смотрит на меня, улыбается. — А вы, дорогой лейтенант, весь в репьях!
— Это когда полз… — смутившись, бормочу я и начинаю сдирать с себя репьи, они всюду — на коленях, рукавах и на подоле гимнастерки. Наверное, я сейчас похож на бродячего пса.
Пока я веду эту очистительную работу, Миллер перебирает патефонные пластинки, потом говорит:
— Ну, для начала мы угостим наших слушателей немецкой классической музыкой.
И вот звучит музыка. Плавная, немного печальная мелодия словно зовет к раздумьям, она и волнует, и одновременно успокаивает. Хочется слушать ее еще и еще. Мы сидим молча, красноватые блики от плошки лежат на лицах, на земляных стенах блиндажа, на протянувшихся над головой бревнах наката. Сколько лет прошло — а и сейчас перед глазами стоит этот блиндаж, сосредоточенные лица моих товарищей, бегучие красноватые блики на крутящейся патефонной пластинке, а в ушах слышится, не ослабев с годами, грустная, щемящая душу мелодия…
Когда пластинка кончилась, Миллер взял в руки микрофон и начал говорить, нарочито четко произнося немецкие слова. Мы ждали, что с первыми же звуками его голоса, далеко разносящимися в ночной тишине, немцы начнут стрелять. Ведь так всегда — послушают, послушают, а потом открывают огонь. Но на этот раз они почему-то огня не открыли, и Миллер продолжал говорить. О том, что здесь, в степи, германская армия уже потерпела поражение, что оно окончательно определило всю бессмысленность продолжения Германией войны и что самое благоразумное для каждого немецкого солдата и офицера — не рисковать своей жизнью в боях, а сдаться в плен, где они спокойно дождутся конца войны и сразу же вслед за этим отправки на родину, получая достаточный паек и имея все содержание в соответствии с Женевской конвенцией.
Миллер кончает свою речь и снова заводит патефон, на от раз он поставил пластинку с каким-то бравурным маршем. И вдруг сквозь музыку доносятся короткие, отрывистые, вразнобой автоматные очереди — стреляют впереди, там, где громкоговоритель охраняют два автоматчика.
Миллер останавливает пластинку, хватает микрофон, произносит громко:
— Гутен нахт! Гутен нахт!
Смолкла музыка, прекратилась и стрельба.
— Будете продолжать, товарищ капитан? — спрашивает Бабкин. — Так скажите им на их фашистском языке, что напрасно они патроны жгут — и нашей правды слова не заглушат, и выпрем мы отсюда их вскорости.
«Ого! — я едва сдерживаю улыбку. — Теперь и ты, дорогой мой товарищ Бабкин, готов включиться в агитацию немцев, а давно ли косился на меня, когда я готовился к этой работе?»
Миллер, однако, не принимает предложения Бабкина:
— Хватит, я уже все им сказал. Теперь забота — репродуктор и кабель доставить сюда…
— А у меня забота, как там парни мои? — вмешивается в разговор молчавший до этого командир роты. — Стрельба же была.
— Надо подождать, пока они вернутся и принесут аппаратуру.
— Себя бы принесли прежде всего, — замечает комроты.
— Так вы пошлите кого-нибудь навстречу, — предлагает Миллер. — Аппаратуру помогут нести.
— Аппаратуру… — вполголоса ворчит командир роты, — из-за этой аппаратуры… — и выходит из блиндажа.
Я с самого начала заметил, что комроты довольно хмуро отнесся к нашему появлению и к тому, что пришлось посылать на ничейную полосу солдат. Понять его можно: людей и так нехватка, каждый боец на счету, и рисковать людьми без острой необходимости командир не хочет, ему бы людей для настоящего боя сберечь.
Командир роты возвращается в блиндаж:
— Послал навстречу еще двоих.
Мы ждем. Что-то долго нет автоматчиков с репродуктором. Была перестрелка, случиться могло всякое…
В блиндаж, топая по ступенькам, спускаются автоматчики — те, что были оставлены охранять репродуктор. С ними еще двое — помогают тащить репродуктор и кабель.
— Прибыли без потерь! — докладывает своему командиру роты один из вернувшихся.
— Вижу, что прибыли! — улыбается командир роты. — А что там у вас за стрельба была?
— Да что? — с беспечным видом, как будто ничего особенного не случилось, отвечает автоматчик — очевидно, старший. — Лежим, радио слушаем да в темноту глядим. Если бы не радио, то и ушами бы наблюдение вели. Но уж больно гремит, весь слух забивает. Только на одни глаза надежа. Вдруг показалось мне — в сторонке вроде шевельнулось. Пригляделся — пошевеливается, точно. И не со стороны немцев, а малость сбоку. Еще переждал, наблюдение веду. А оно уже ближе шевельнулось. Ну вдарил я двумя короткими. После второй очереди мне оттуда как даст! Да мимо прошла, меня в темноте, может, немец и не видел. Мы уже — оба! По нас — тоже! Метров с тридцати, а то и ближе. И пошла катавасия… А тут слышим: «Гутен нахт!» Забрали мы эту штуку, — автоматчик кивком показал на репродуктор, который с озабоченным видом осматривал Миллер, — и пошли. Ну а тут навстречу наши…
— Молодцы! — обрывает его речь командир роты. — Идите, отдыхайте!
Автоматчики уходят. А Миллер, все еще держа руки на репродукторе, говорит:
— Две пулевых пробоины! Хорошо, хоть в мембрану не попали.
— Можете на вашей трубе нарисовать две красные полосочки, — шутит Бабкин. Красная полоска — знак за легкое ранение. Такие ленточки нашивают на гимнастерку над грудным карманом, когда выходят из госпиталя.
Мы прощаемся с командиром роты, благодарим его за хорошее обеспечение передачи, на что он с явным облегчением — оттого, что она, наконец, закончилась, — говорит:
— К вашей передаче как к бою надо готовиться!
— А она — тоже бой! — замечает Миллер. — Бой на ослабление германской армии.
…Уже несколько дней война на нашем участке идет как-то лениво. Стоим на прежнем месте, КП полка — все в том же овраге. На передовой иногда, чаще по ночам, вспыхивает перестрелка и смолкает так же неожиданно, как возникает, под стать погоде в эти дни, когда довольно часто вдруг наплывают тучи, сыплют то сильным, то редким дождем, но смотришь — снова ясное небо. Конец июля, а погода, как в конце лета.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: