Сергей Кисин - Деникин. Единая и неделимая

Германским корпусом генерала Кнерцера было оккупировано около трети территории Донской области, включая Ростов, Нахичевань, Таганрог, Миллерово, Чертково. Оккупацию германское командование мотивировало тем, что эти города до 31 декабря 1887 года входили в состав Екатеринославской губернии, а согласно секретному приложению к Брестскому договору вся Украина, включая Екатеринославскую губернию, должна быть оккупирована германскими и австрийскими войсками. Другое дело, что границы «нэзалэжной Украины» поддерживаемая германцами местная Рада гетмана Павло Скоропадского трактовала слишком вольно, поэтому в свой состав и включила почти половину территории Донской области, что уже явно ущемляло интересы казачества. Сам гетман был, видимо, большой этнограф, подивив германцев известием о том, что 67 % населения Ростовского и Таганрогского округов украинцы (на самом деле их было около четверти, главным образом, в Донбассе). К тому же Скоропадский не стеснялся заявить, что «Украинская держава не может существовать, не владея Крымом, иначе это будет некое туловище без ног».

Собравшееся в Новочеркасске временное Донское правительство во главе с чудом уцелевшим после подтелковских погромов еще калединским «министром» есаулом Георгием Яновым (по выражению Деникина, «правый демагог») созвало 28 апреля «Круг спасения Дона» (под его же председательством) в составе 130 человек. Генерал Петр Краснов называл его «серым» из-за полного отсутствия в составе Круга «трусливой интеллигенции». По его образному выражению, интеллигенция «сидела в эту пору по подвалам и погребам, тряслась за свою жизнь или подличала перед комиссарами, записываясь на службу в советы и стараясь устроиться в более или менее невинных учреждениях — по народному образованию, по продовольствию или по финансовой части».

Иными словами, ни о какой демократии уже речи не шло, доигрались в демократию и революцию до «красного колеса». К работе Круга не были допущены даже меньшевики Александра Локермана, которые сумели удержать большинство ростовских рабочих от участия в братоубийственной войне и которым удалось выжить во время хозяйничания на Дону большевиков.

Теперь Донскую область представляло исключительно служилое казачество, которое воевало с большевиками и защищать теперь намеревалось только свои интересы. Ни о каких иногородних, инородцах, иноверцах и пр. думать не приходилось — надо было СПАСАТЬ Дон.

Следует заметить, что так называемый традиционный монархизм казачества, вероятнее всего, не более чем красивая легенда. Дон всегда подчеркивал собственную самобытность и самостийность, глухо переживая о переломе через колено казачьей свободы Петром Великим. Поэтому казаки, только получив шанс вернуть себе собственный суверенитет, поспешили восстановить «республику Казакию», о которой столь долго мечтали. С Россией же им было больше по нраву выстраивать союзнические и конфедеративные отношения, но никак не жертвовать собственной властью. Благо, ресурсы позволяли безбедно существовать в этом благословенном краю. Так что серьезно говорить о том, что донцы (как, собственно, и кубанцы, и терцы и др.) спали и видели восстановление престола и соответственно утраты своей личной власти, безосновательно.

Круг был временным, созванным до полного освобождения территории Донской области и созыва Большого Круга, поэтому и ставил перед собой локальные задачи. К примеру, был сразу объявлен «принудительный заем» в 4,2 млн рублей у местных толстосумов, которые не желали раскошеливаться для Добровольческой армии.

Первостепенной из этих задач было отношение к немцам, к слишком много себе позволяющей Украине и к Добрармии. Подавляющее большинство Круга не признавало ни немецкой оккупации, ни территориальных притязаний соседей (да и самой независимой Украины), но так как германский сапог уже был помыт в Дону, а штык упирался в Новочеркасск, с этим фактом следовало считаться. Ибо казачьей плетью в тот момент тевтонского обуха было явно не перешибить. Предстояло лавировать.

Правительство отправило в Киев полномочное посольство для выяснения позиций сторон, а также для того, чтобы «твердо отстаивать существующие ныне границы области, ее независимость и самобытность казачества». Однако по какому-то странному дипломатическому ноу-хау включило в его состав отъявленных германофобов — генерал-майоров Ивана Семенова, Владимира Сидорина, Генерального штаба полковника Александра Гущина и бывшего директора Новочеркасского реального училища профессора Духовной академии Мирона Горчукова.

Столь экстравагантное посольство вступило в контакт с начальником штаба 52-й Вюртембергской резервной пехотной бригады, который заявил, что имеет приказ занять Ростов и Батайск «с целью обеспечить Украину от большевиков удержанием этого важного железнодорожного узла». Когда ему намекнули, что ни один из этих городов к Украине не имеет ни малейшего отношения, тот заметил, что этот вопрос надлежит донцам самим решать с соседями. А заодно добавил, что если понадобится, германская армия не остановится и перед оккупацией Новочеркасска.

Спорить было бессмысленно, оставалось лишь принять условия оккупантов. Для себя донцы этот вопрос решили, избрали 3 мая войсковым атаманом еще одного претендента в «спасители России» — генерала Петра Краснова, выступавшего как раз за тесные контакты с германцами. Отказались от «партизана» Попова (нет боевого опыта, всего лишь начальник юнкерского училища да Степной поход), от «заплавцев» Полякова, Денисова, Янова (молоды и несолидны), от самого Деникина (из мужиков, а нужен казак). Зато Краснов, вообще никак себя не проявивший в донском «сопротивлении», оказался в самый раз.

Удивительный выбор. Бывшая «третья шашка Империи», известный своим германофильством, женатый на немке Лидии Грюнайзен (дочь обрусевшего статского советника Теодора Грюнайзена, первым браком замужем за капитаном Александрином Бакмансеном), Краснов после провала похода с Керенским на Петроград дал «честное слово» большевикам не бороться с Советской властью. И самое удивительное — долгое время его сдерживал. Во время вооруженного противостояния на Дону в ноябре 1917 — феврале 1918 годов, когда лилась кровь и проявлялись принципиальные позиции политических и военных деятелей, Краснов даже не пытался никак поучаствовать в защите Новочеркасска. В начале февраля, когда решалась судьба казачьей столицы, распустил по домам своих подчиненных и уехал в станицу Константиновскую, где пережидал анархию, преспокойно проживая под немецкой (!) фамилией.

Когда весной 1918 года на Дону поднялись казачьи станицы, к «немцу» Краснову (вся станица знала его инкогнито) прибыла делегация из 9-го Донского полка, предлагая ему возглавить выступление против красных. Вот тут бы и проявить свою отвагу «третьей шашки» и амбиции «спасителя Отечества». Однако генерал, припомнив полку бузу в пору повальной армейской анархии, отказался, не стесняясь в выражениях для земляков: «Я эту сволочь прекрасно знаю и никакого дела с ней иметь не хочу».