Сергей Кисин - Деникин. Единая и неделимая

Основные страсти решено было перенести на следующий день. Но следующий день начался с еще более серьезного скандала — пришло сообщение, что ночью было совершено покушение на лидера левой оппозиции меньшевика Павла Агеева, верного калединца и деникинца. Темные личности в военных шинелях дважды выстрелили из браунинга ему в живот. Зная об отношении Агеева к атаману, делегаты тут же обвинили в покушении сторонников Краснова, что дополнительно накалило обстановку на Кругу, где уже не было места пафосу. Семь округов делегатов Круга (главным образом, тех, где шли боевые действия) против четырех выразили недоверие генералам Денисову и Полякову. Краснов в последний раз вступился за последних оставшихся своих союзников: «Выраженное вами недоверие к командующему армией генералу Денисову и его начальнику штаба Полякову я отношу всецело к себе, потому что я являюсь верховным вождем и руководителем Донской армии, а они только мои подчиненные и исполнители моей воли. Я уже вчера говорил вам, что устранить от сотрудничества со мною этих лиц — это значит обрубить у меня правую и левую руки. Согласиться на их замену теперь я не могу, а потому я отказываюсь от должности донского атамана и прошу избрать мне преемника».

На этот раз обошлось без проломленного стола и разбрасывания перначами. Даже голосование по поводу отставки атамана было открытой баллотировкой. Постановили большинством голосов — «отставку принять». Довольный председатель совета управляющих Африкан Богаевский завез в атаманский дворец протокол Круга. Согласно статье № 21 Основных законов Всевеликого Войска Донского, пернач без всяких выборов спокойно приплывал в его руки. Обошлось без лишних утешений и популизма. Пост сдал — пост принял.

Непонятно зачем рано утром Краснов все же метнулся в Кущевскую, встречать «поезд победителя» — на станцию степенно подходил эшелон главкома ВСЮР, предусмотрительно «опоздавшего» на Круг.

Деникин так описал свою последнюю встречу с яростным оппонентом: «Здесь на границе Донской области встретил меня бывший атаман генерал Краснов, предупредивший лидеров донской оппозиции, также желавших побеседовать со мной до выступления моего на Круге… В третий раз за время борьбы на юге я встречался с человеком, с которым судьба так резко столкнула меня на широкой, казалось, русской дороге. Передо мной был уже не гордый своими и донского казачества заслугами атаман, а человек, жестоко придавленный судьбой за свои и чуясие вины. Человек, несомненно, одаренный, но не владевший своим словом и чувствами, создавший себе повсюду противников и врагов и нерасчетливо расточавший свои силы на борьбу с ними. И никакой горечи против него в душе моей тогда не было. Я выразил Краснову сожаление об его уходе. Он ответил: «Круг подчинится всякому вашему слову…»

Победивший главком также не стал пинать мертвого льва, Краснов уже был списанной политической фигурой. Атаман в своих воспоминаниях приводит якобы оброненную Деникиным фразу «как жаль, что меня не было. Я бы не допустил вашей отставки». Маловероятно, чтобы главком мог подобную несуразицу сказать даже из особого политеса — в это не поверил бы никто, и в первую очередь сам атаман.

Деникин же и мысли не допускал, чтобы экс-атаман оставался в Новочеркасске и даже теоретически пытался влиять на местные политические элиты. С глаз долой, из сердца вон. По признанию Краснова, главком настоятельно ему рекомендовал, «что присутствие атамана вблизи от Войска Донского нежелательно, потому что будет волновать казаков, и советовал атаману уехать пока отдохнуть в Крым, где ему покровительство окажут французы. Атаман предпочел ехать в Батум, и было решено, что он в ближайшие дни покинет Новочеркасск».

Какое уж тут «не допустил бы». Тем более, что вместо отставленных назначения получили личные враги Краснова — командующим Донской армией стал генерал-майор Владимир Сидорин (туг же был произведен в генерал-лейтенанты), начальником штаба стал Генерального штаба генерал-лейтенант Анатолий Кельчевский, испытанный чернецовец генерал Эммануил Семилетов взялся командовать всеми партизанскими отрядами Дона. Все эти кандидатуры ВПЕРВЫЕ были согласованы новым атаманом с главкомом ВСЮР. Ни политических, ни тем более военных конкурентов у главкома уже не оставалось. Генерал Деникин становился «единым и неделимым» командующим всеми антибольшевистскими силами огромного региона. Как его начинали называть за глаза — «царем Антоном».

Обретший безграничную власть на подконтрольной Белой Армии территории на Юге России генерал Деникин совеем не похож был на «царя». По свидетельству окружающих, в дни своих политических побед он явно не ходил гоголем. Скорее наоборот. Щеголял в Екатеринодаре в теплой черкеске, заплатанных штанах и дырявых сапогах. На закономерный вопрос, неужели главком ВСЮР не может одеться поприличнее, Деникин отвечал: «Штаны последние изорвались, а летняя рубаха не может прикрыть их». Лишь к началу лета, когда наладились поставки амуниции от союзников, первое лицо Белой России смог одеться соответственно чину и статусу.

Никакого напускного популизма. Просто, как писала его дочь, «из-за крайней своей честности довольствовался таким жалованьем, которое не позволяло ему удовлетворить насущные потребности самой скромной жизни». Больше всего генерал опасался, что хоть кто-нибудь сможет бросить ему упрек в стяжательстве или расточительности — безразлично, справа или слева. Даже его злейшие враги большевики, описывая Деникина в своих агитках чуть ли не как людоеда и нетопыря, никогда не обвиняли генерала в сребролюбии и мздоимстве. Вокруг главкома, занятого фронтами и политикой, коррупция цвела весенним буйством, но первым лицам главнокомандования армии подобные упреки не бросали.

Кухарки генерал не держал, жена готовила сама. Даже когда уже была на сносях. К беременной супруге Деникин испытывал особую нежность и заботу, где бы ни находился, постоянно слал письма, беспокоился о здоровье слабенькой девочки-жены. Он просто бредил будущим сыном (уже не сомневался, что будет именно сын), дал ему имя Иван, в честь деда. Понимал, что является последним в роду Деникиных и на нем род пресечется.

Но судьбе было угодно в период самых громких побед разочаровать генерала — 20 февраля 1919 года Ася родила дочь Марину. Девочка была крупной — 10 фунтов (около 4,5 килограмма), роды проходили тяжело. Один момент врачи даже всерьез опасались за жизнь болезненной Аси, телеграфируя Деникину в поезд, что, вероятнее всего, придется выбирать между жизнью неродившегося младенца и жизнью матери. Тот без колебаний отстучал, чтобы эскулапы сделали все возможное для спасения жены. Детей может быть сколь угодно, жена же — одна. Единая и неделимая. Все обошлось, дома главкома теперь ждали жена с дочкой.