Зеев Бар-Селла - Александр Беляев

Беляев не был избалован вниманием критиков: за 16 лет жизни в качестве писателя-фантаста, выпустив 18 книг, он удостоился лишь пятидесяти пяти упоминаний в печати — в два раза меньше, чем за 14 лет взрослой дореволюционной жизни в Смоленске.

И вдруг — в феврале 1938-го — статья в центральной газете. И не просто с упоминанием имени — мол, есть и такой писатель, а вся, от начала до конца, Беляеву посвященная! Не «Правда», конечно, но — главная по писателям: «Литературная газета». А через полтора месяца — вторая статья. И в обеих — жалобы. Не на Беляева, про него только хорошее. Нет, жалуются в двух этих статьях на равнодушие к Беляеву. А первая статья заканчивается так, что просто мороз по коже: «Мы обвиняем».

Вышла она 10 февраля и озаглавлена так: «Писатель остался один».

Принадлежала перу постоянного автора «Литературки» Г. Кремнева (псевдоним Георгия Моисеевича Трахтмана). А вот и сама статья:

«Писатель остался один

В нашей литературе научная фантастика является дефицитным жанром, а А. Р. Беляев — единственный писатель, все свое творчество посвятивший научно-фантастической тематике. Великий ученый Циолковский писал в одном из своих писем к писателю…»

Далее цитируется соответствующее письмо (по поводу романа «Прыжок в ничто») и задается закономерный вопрос:

«Почему же в книжных магазинах так давно нет новых произведений Беляева, почему его старые романы можно увидеть только у букинистов? Мы пытались навести об этом справку в ленинградском отделении союза советских писателей. Но там недоуменно спросили:

— Беляев?

В канцелярии союза имеется длинный-предлинный список членов ленинградской организации союза. Там, под номером 5, значится писатель Александр Романович Беляев. Время от времени упомянутому в списке А. Р. Беляеву из канцелярии союза посылаются отпечатанные на папиросной бумаге извещения и повестки.

А писатель Беляев все не ходил.

Никто не знал, что А. Р. Беляев, которому союз настойчиво предлагал явиться на собрания, в течение трех лет прикован тяжелым недугом к постели. Три года, как писатель оторван от творческой среды. И как ни мучительна была болезнь Александра Романовича, но еще мучительнее было ему получать из союза писателей клочья папиросной бумаги, символизировавшие канцелярское равнодушие к его судьбе.

Честь и хвала врачам Литфонда! Они немало облегчили Беляеву физические страдания.

Лечебный отдел Литфонда оказался на высоте. А вот к литератору Беляеву не заглянул ни один литератор, в „литературном мире“ забыли о Беляеве, обрекли на трехлетнее творческое одиночество.

А. Р. Беляев даже в самые тяжелые периоды болезни не прекращал свой творческий труд. За время болезни им были написаны „Звезда Еетц (так!)“, „Небесный гость“, „Рогатый мамонт“ и др. В „Смене“ (ленинградская комсомольская газета. — З. Б.-С.) был напечатан его роман „Голова профессора Доуэля“. Беляев работает и сейчас много и плодотворно. Он задумал повесть о достижениях астрономии и роман о будущем советской медицины. Но ему трудно работать. И не только потому, что он не может приподняться с постели, но — главным образом — из-за отсутствия элементарной творческой помощи.

— Недавно, — рассказывал нам писатель, — я допустил географическую ошибку, — неправильно указал расстояние между двумя географическими точками. Читатели указали мне на это. Не мог же я рассказать им, что у меня не было дома необходимого справочника, а память в таких случаях легко может подвести.

А. Р. Беляев вынужден сейчас работать, только полагаясь на свою память. Он не может рассчитывать — без содействия союза — на научные труды, хранящиеся в специальных библиотеках и ученых учреждениях, на всевозможные справочники, на необходимые пособия. Даже библиотека Дома писателя не могла обеспечить Беляева подбором нужной для его работы литературы и библиографией.

Конечно, если бы Беляев мог ходить, настаивать, разъяснять огромное значение научно-фантастического жанра в нашей литературе, может быть, ему удалось бы пробить стену косности и незаинтересованности издателей. То, что оказалось не под силу прикованному к постели Беляеву, обязана была сделать литературная организация, кровно заинтересованная в развитии всех жанров советской литературы.

Но нет ничего удивительного в том, что, забыв о судьбе писателя, союз оказался равнодушным и к судьбе его книг.

Когда группа детских авторов, узнавшая на днях о тяжелом материальном положении Беляева, рассказала об этом правлению союза, раздались возмущенные голоса:

— Разве Беляев не был обеспечен медицинской помощью, разве к нему не ездили доктора?

— Ездили! — тут же дал показания представитель Литфонда.

— Кто же обвинит нас в равнодушии?! — облегченно вздохнули члены правления.

И все же — мы обвиняем» [353] Литературная газета. 1938. № 8. 10 февраля. С. 4. .

Вторая статья — уже не статья, а открытое письмо. Содержание его практически исчерпывается заглавием и подзаголовком:

«Писатель, популяризирующий науку.

Почему не издаются книги А. Р. Беляева?»

А вот и смысл обращения:

«Настоящим мы хотели бы напомнить, что все произведения Беляева давно разошлись и стали библиографической редкостью на книжном рынке. Необходимо было бы удовлетворить запросы читателя и переиздать хотя бы некоторые из его романов. Очень желательно было бы также видеть главнейшие произведения Беляева на киноэкране, что еще шире популяризовало бы научные знания» [354] Там же. № 21.15 апреля. С. 2. .

И пять подписей: два профессора — Б. Вейнберг и С. Натансон, один астроном — М. Эйгенсон, два научных сотрудника — В. Стеблин и В. Чугров.

Грустная картина складывается: лежит в Ленинграде, в писательском доме прикованный к постели замечательный писатель, которого так любят молодежь и научные сотрудники. Лежит всеми забытый, беспомощный, книг его не издают…

Переведем дыхание — неужели все так безотрадно?

Действительно, за весь предыдущий 1937 год у Беляева не вышло ни одной книги. Зато — вышли два романа. При этом один — «Голова профессора Доуэля» — дважды: в газете «Смена» (февраль — март), а с июня по декабрь в журнале «Вокруг света». Второй роман — «Небесный гость» — с декабря печатается в пионерской газете «Ленинские искры». И публикация продлится до июля 1938 года. А в 1938-м из печати выйдут и книги. Сразу три: «Голова профессора Доуэля» в издательстве «Советский писатель», переиздание «Прыжка в ничто» — в Хабаровске, а в ленинградском Детиздате «Человек-амфибия»… И сверх того — еще два романа в журналах: ленинградский «Вокруг света» напечатает «Лабораторию Дубльвэ», а московский «В бой за технику!» — «Под небом Арктики»…