Олег Писаржевский - Ферсман

Да, это были горькие и вместе с тем гневные строки. Горькие потому, что омертвлены были беспримерные богатства русской природы и скованы силы талантливого русского народа, сумевшего и в железных наручниках показать таившиеся в нем возможности, но не развернувшего их. Гневные потому, что они могли назвать — и называли! — имя виновников этого преступления. Бездарная государственная власть, царь, помещики, жандармерия, не спускавшая глаз ни с рабочего, ни с ученого, предприниматели, торговавшие Россией так же, как они торговали кожами, пенькой и льном…

Взвешивая ограниченные силы и возможности научной общественности, Вернадский и его единомышленники в Академии наук в качестве ближайшей, наиболее осуществимой задачи выдвигали детальный учет «находящихся в распоряжении нашего народа и правительства естественных производительных сил страны». Второй задачей они видели исследование того, как эти силы должны использоваться и что надо сделать для того, чтобы они правильно тратились и неразумно не расточались.

Большая программа изучения производительных сил России, которую намечал Вернадский, имела одно уязвимое место, но это была подлинно ахиллесова пята: ни самому автору, ни кому бы то ни было из тех, кто его непосредственно окружал, не было доподлинно известно, кто должен осуществлять эту программу.

Напрасно взывал Вернадский к государственной инициативе — департаменты не блистали ею и раньше, глубокомысленно молчали и сейчас. Зато горячий отклик он нашел у научной общественности. Этим откликом явилось создание физико-математическим отделением Академии наук комиссии, перед которой были выдвинуты задачи «исследования таких производительных сил, которые до сих пор совершенно не исследованы и все знания о которых гадательны».

Такими гадательными оказались: во-первых, динамические силы — «белый уголь», водопады, энергия солнечных лучей и т. д.; во-вторых, естественные силы, связанные с растительностью и прежде всего леса; в-третьих, такие же силы, связанные с животным миром; в-четвертых, естественные силы земных недр.

Иначе говоря, неисследованными оказались все силы, какие только существуют в природе вообще, в пределах русского государства в частности.

Предложение о создании Комиссии для изучения естественных производительных сил России было воспринято академиками с облегчением и признательностью. Это был хоть какой-то выход из состояния томящей бездеятельности.

Комиссию по изучению естественных производительных сил России решено было образовать в самом широком составе, с привлечением многих деятелей ведомств и частных лиц. От академии, помимо Вернадского, в нее вошли: академик А. С. Фаминцын, A. П. Карпинский, Б. Б. Голицын, М. А. Рыкачев, Н. С. Курнаков, Н. И. Андрусов, профессор В. И. Палладии. К ним не замедлил примкнуть И. П. Павлов. Это было блистательное созвездие крупнейших научных имен.

А верное себе царское правительство больше всего — больше немцев, во всяком случае! — продолжало бояться какой бы то ни было, даже либерально-буржуазной, самодеятельности, под прикрытием которой могла бы завестись скрытая крамола. Существование комиссии было санкционировано с величайшей неохотой. Ей нечего было и думать высовывать свой нос за пределы академии. Официально в ее услугах никто не нуждался. При всяком удобном случае ей недвусмысленно давали это понять.

Так, например, 31 марта 1915 года академическое отделение физико-математических наук, по инициативе B. И. Вернадского, обратилось в Министерство торговли и промышленности с предложением организовать силами Геолого-минералогического музея изучение возможностей отечественного производства висмута.

Вернадский писал с возмущением по этому поводу в своей докладной записке, что дело снабжения мирового рынка висмутовыми препаратами находится в руках трестов, разделивших его между собой. Ссылаясь на сведения, опубликованные американским геологическим комитетом, он сообщал, что все источники висмута находятся в руках пяти компаний, заключивших между собой союз. Одна из них — английская, четыре других — саксонские. Области каждой из них ограничены, и они вытеснили всех конкурентов в пределах данного района. Такой порядок Вернадский считал «совершенно для нас нежелательным». Монополистам благоприятствует ограниченность висмутовых месторождений в земной коре, но Вернадский указывал, что уже начинает приобретать серьезное значение попутная добыча висмута при извлечении золота, серебра, свинца и меди. «Вероятно, и при добыче золота и меди в России безвозвратно растрачиваются по непониманию огромные его количества. К сожалению, русские золотые и медные рождения, не говоря о ничтожных все еще разработках у нас серебряных и свинцовых тел, на висмут совершенно не испробованы…»

Докладывая об этом в Академии наук, Вернадский закончил свою речь пожеланием, чтобы ответ был получен по возможности быстрей. Ответ действительно не задержался и ни в какой мере не отличался от всех иных откликов правительственных кругов, которые в разное время и по разным причинам вызывала инициатива, проявляемая русскими учеными.

Управляющий Министерством торговли и промышленности князь В. Н. Шаховской не позже чем через шесть дней сообщил Академии, что «ввиду значительного сокращения ассигнований на производство горных и геологических исследований в настоящем году, по случаю войны… не представляется возможным ассигновать в распоряжение Академии наук какие-либо суммы для проектируемых исследований висмутовых руд в России…»

Дело, конечно, на этом не остановилось, но и далеко не пошло. Искали и находили случайные и мизерные средства, обращались к частным пожертвованиям. На какие-то суммы, числившиеся за химической лабораторией, Н. С. Курнаков послал своих помощников искать йод в водах, сопровождающих выход нефти. Л. В. Писаржевскому удалось оборудовать маленькое суденышко для добывания того же йода из морских водорослей. Д. С. Белянкин поехал на Урал изучать месторождения корунда; А. Е. Ферсман обследовал месторождения каолинов, необходимых для изготовления огнеупорных изделий. Ведь до войны не только брусчатку для замощения площади перед Большим театром ввозили из Швеции, простой кремень, требующийся для шаровых мельниц, — из Дании, чистый кварцевый песок для белого стекла — из Фонтенебло (в окрестностях Парижа), но и простую глину для изготовления, например, стекольно-варочной посуды ввозили из Германии.

Перед комиссией по изучению производительных сил России открывался необозримый простор деятельности. Эта широта устремлений по началу несколько сбивала создателей комиссии. Они исходили из верной мысли, что наука нераздельна, и поэтому стремились вовлечь в работу представителей возможно большего количества отраслей знания и техники, упуская, однако, из виду, что наука не только нераздельна, но и безбрежна. Поэтому из бесконечного числа ее задач можно и должно было выдвинуть в первую очередь главнейшие. Но в этом выборе ученые были лишены основного инструмента — критерия практики.