Игорь Крупеников - Костычев

Вот эти-то замечательные открытия и сообщались на публичных лекциях в Сельскохозяйственном музее. Неудивительно, что лекции Костычева привлекали внимание ученых Петербурга. После них В. В. Докучаев стал усиленно интересоваться кормовыми травами, а также структурой чернозема и способами ее восстановления, занялись этим и другие агрономы — А. А. Измаильский, И. И. Шишкин, А. А. Фадеев. Иностранные ученые тоже заинтересовались работами Костычева. Последние его публичные лекции были посвящены отдельным, наиболее важным видам трав: клеверам, люцерне, эспарцету, вике, тимофеевке, безостому костру. Рассказывая о них, ученый демонстрировал слушателям свои превосходные многокрасочные рисунки кормовых трав, их листьев, цветов и других органов. Для каждого растения отдельно излагалась целая система его возделывания, основанная на русской практике.

Наибольшее внимание Костычев уделил многолетним кормовым травам, но не пропустил и однолетних. Особенно высоко ценил он вику посевную — однолетнее бобовое растение, которое, начало распространяться в России со второй половины XVIII века. Вика давала в нечерноземной полосе и в лесостепи большие урожаи превосходного сена, содержавшего около 20 процентов белка.

В семидесятых годах прошлого столетия из Венгрии в Россию проникла новая однолетняя кормовая злаковая трава — могар — высокоурожайное и засухоустойчивое растение. Пропагандируя «зеленое удобрение», то-есть запахивание некоторых трав в почвах, особенно в подзолистые и песчаные, для повышения их плодородия, Костычев рекомендовал больше возделывать люпины и однолетние клевера — малиновый, египетский и другие.

Располагая малым числом наблюдений по возделыванию однолетних кормовых трав, Костычев ошибочно считал, что эти травы своими корневыми системами не могут так успешно восстанавливать структуру почвы, как это делают корневые системы трав многолетних{Роль однолетних кормовых трав и других однолетних культурных растений, особенно злаковых, в восстановлении плодородия почвы начала выясняться лишь после 1945 года в работах Т. С. Мальцева.}.

Публичные лекции Костычева о травах явились важным поворотным пунктом в научной разработке этого вопроса.

А. Ф. Рудзкий и П. А. Лачинов советовали Костычеву издать его лекции отдельной книгой. Он сам понимает, что это необходимо, жизненно важно для русского сельского хозяйства. С помощью Авдотьи Николаевны ученый переписывает свои лекции, дополняет их еще новыми данными и уже в следующем, 1886 году издает книгу «Возделывание важнейших кормовых трав и сохранение их урожаев».

Свою книгу ученый стремился сделать доступной самым широким слоям народа. Она была написана простым языком; подумал Костычев и о том, чтобы книга была дешевой. Он всегда заботился об этом и шел своему издателю на большие уступки, лишь бы его книги продавались по низкой цене. В предисловии к своему «Общедоступному руководству к земледелию» Костычев ггисал, что при издании этого сочинения «было принято в расчет, чтобы книга не вышла велика и дорога».

Костычев писал свои общедоступные книги в первую очередь для крестьян. Он всегда говорил в этих книгах о нуждах земледельцев, а не землевладельцев. В «Общедоступном руководстве к земледелию» есть замечательное место, которое ясно показывает, для кого писал сын крестьянина Костычев свои книги. Он говорит о преимуществах плута по сравнению с сохой, но разбирает подробно и сошную обработку. В конце этого раздела ученый сделал такое характерное замечание: «Многие, прочитавши в этой книге, что пахать плугом лучше, чем сохою, могут подумать, что книга написана не для ник, потому что они не могут завести плуга. Таким людям мы должны сказать, что книга эта написана совсем не для того, чтобы каждому хозяину советовать купить плуг: нельзя знать, сколько у кого денег, кто может купить плуг и кто нет; на нет и суда нет. Мы могли сказать только одно: при какой обработке земли урожаи бывают всего лучше».

Книга о кормовых травах тоже была написана для народа. Идея важности полевого травосеяния для России после работ Костычева стала получать все большее распространение, приобретать все возрастающее число сторонников. Ширилось и представление о том, что травосеяние для нечерноземных районов страны является важной составной частью научной системы земледелия.

Среди южнорусских степей там и здесь были раскиданы островки хвойных и лиственных лесов, во многих местах имелись хорошие искусственные посадки деревьев. Еще в 1881 году, первый раз проезжая по Воронежской степи, Костычев увидел знаменитый Хреновской сосновый бор, раскинувшийся на террасах реки Битюга, и лиственный Шипов лес, со всех сторон окруженный черноземными степями. Деревья в обоих лесах росли хорошо, их свежая зелень радовала глаз. В более южных местах, ближе к берегам Азовского моря, где степь была суше и беднее влагой, тоже попадались участки леса. Костычев увидел, что лес в степях может расти хорошо, совсем не хуже травянистой растительности. Правда, чаще всего леса встречались на песках, но оказалось, что и на черноземах древесная растительность развивается нормально. Факты нахождения естественных лесов на черноземных почвах были указаны В. В. Докучаевым в его «Русском черноземе». Костычев сначала отнесся к этому с сомнением, хотя его коллега по Лесному институту, профессор Н. С. Шафранов, рассказывал о виденных им хороших лесах, которые сами собой разрослись на черноземе.

В 1884 году Костычев собрался ехать на Урал и в Зауралье.

— Вот будете в южной части Уфимской губернии, сами посмотрите эти леса, — сказал ему Шафранов.

В южную часть этой губернии Костычев не попал, но зато он обнаружил молодые леса на черноземах недалеко от самой Уфы. «Замечательно, что в некоторых местах леса сами собой возникли на черноземе», — писал он по этому «поводу. Но как ученый установил, что эти леса являются молодыми? Для него это было очень важно — ведь и он и Докучаев считали, что в лесу черноземы образоваться не могут. А если дело представить себе таким образом, что на этих местах сначала были степи, в которых образовался чернозем, а уже потом — и при этом недавно — поселился лес? Вот что об этом рассказывал Костычев:

«Что леса, про которые я говорю, возникли на черноземе и притом в недавнее время, это доказывается… их возрастом — старейшие деревья в них 50 лет; отсутствием малейших следов существования вырубок в прежнее время и отсутствием каких бы то ни было следов прежнего леса вокруг ник; для меня лично столь же убедительным доказательством отсутствия здесь леса в прежнее время кажется присутствие под этими лесами чернозема, во всех отношениях подобного тому, который находится в окружающих лес степях. Нужно прибавить, что леса, виденные мною, находятся совсем не на низменных местах, а покрывают безразлично как низкие места, так и высокие».