Жорж Бордонов - Мольер

Правду сказать, замысел автора здесь ухватить не так легко, как кажется. С одной стороны, Мольер действительно рисует карикатуру на синего чулка своего времени — в пару к жеманнице. В XVII веке претензии на изысканность стиля были столь же распространены, как претензии на ученость. С другой стороны, он сводит счеты не только со лжеучеными, но и с двумя прециозными рифмоплетами. Такая двойная мишень несколько затемняет смысл пьесы, которая называлась изначально «Триссотен» (а могла бы с тем же правом называться «Смешные педантки»). В самом деле, не очень понятно, что же, собственно, знают эти дамы (всего понемножку, в итоге очень мало), но зато очевидно, что они помешаны на грамматике, чистоте языка и философствовании, презирают семейную жизнь, но обожают галантное любезничанье; все это, в сущности, очень близко к смешным жеманницам. Есть и еще один источник недоразумений, по крайней мере для зрителей XVII века. Мольеровские ученые женщины — из буржуазной среды, что несколько предвосхищает ход событий. Буржуазные дамы поддадутся страсти к познаниям лишь в следующем столетии, под влиянием энциклопедистов. В царствование же Людовика XIV синие чулки — сплошь аристократки. Между тем Кризаль, без сомнения, — один из тех хорошо знакомых Мольеру солидно обеспеченных буржуа, которые и не помышляли о дворянстве. Более того, он совершенно не стремится к восхождению своего семейства по социальной лестнице, что было свойственно людям его звания. Напротив, он отстал от века, с тоской вспоминает отцовские времена и озабочен только своим обедом. Интересы у него ограниченные, весь его горизонт замыкается горшком, в котором кипит суп. Поэтому непонятно, где он нашел такую жену, как Филаминта, и почему его сестра Белиза тоже бредит пауками и философией. Все это очень неправдоподобно — особенно если поместить комедию в контекст эпохи, — и даже непростительно, но мольеровское мастерство заставляет забывать о таких вещах. Белиза почти безумна. Филаминта восхищается идеями Платона, но при всем том остается грубой, сварливой бабой; за изящными речами у нее скрывается самое невоспитанное поведение. Это она мужчина в своем доме, которым управляет деспотически, как то бывало во многих буржуазных семьях с улицы Сент-Оноре и окрестностей Рынка. С той только разницей, что при таких возвышенных чувствах она не может править домом здраво. Но упрямства ей не занимать, а с мужем она обращается как со слабоумным. Благодаря такой двойственности она, безусловно, самый живой, во всяком случае, самый живописный персонаж в пьесе. У этой четы две дочери, Генриетта и Арманда. Генриетта пошла в отца. Она любит Клитандра, молодого человека, добродетельного и благоразумного, как и она сама. Мечты у нее скромные:

Арманда — достойная дочь своей матери. Она увлечена философией и презирает «материю и чувственное тело»:

Но Генриетта достаточно проницательна, чтобы разгадать тайные побуждения сестры. Арманда сама влюблена в Клитандра, но отпугнула его своей надменностью и ужимками (надо полагать, желая заставить его попутешествовать по Стране Нежности). Тогда Клитандр перенес свою любовь на Генриетту, которая ему гораздо ближе. Ревнивая Арманда пытается разлучить сестру с Клитандром. Философия дает ей лишь минутную отдушину для чувств, которые она в себе подавляет. Она слепо подражает матери и тетке — ее собственный ум под поверхностным слоем разрозненных и плохо усвоенных сведений остается нетронутым.

Генриетта договаривается с Клитандром, как действовать дальше, упрашивая его быть снисходительным к бредням Филаминты и Белизы. Клитандр хочет начать с тетки, чтобы привлечь ее на свою сторону. Белиза — старая дева весьма распространенного типа. Она воображает, что все мужчины вожделеют к ее прелестям и ей приходится оборонять свою невинность от бесконечных посягательств; она постоянно разыгрывает роман в духе мадемуазель до Скюдери. Клитандр признается ей в своей страсти к Генриетте. Старая чудачка ни минуты не сомневается, что это только искусная уловка, чтобы скрыть другую страсть. Такой остроумный прием приводит ее в восторг, она ничего подобного не читала в романах. Как ни отнекивается Клитандр, ее не собьешь: это к ней обращены все нежные слова, это по ней томится молодой человек. Ее братья, Арист и Кризаль, говорят о браке между Клитандром и Генриеттой. Белиза подслушивает их беседу и, на верху блаженства, открывает им тайну Клитандра. У него совсем не Генриетта на уме. Генриетта для него только «игрушка», «предлог»… Братья пытаются ее урезонить:

Она только раздражается:

Разделавшись с этой помехой, братья возвращаются к брачным планам. Арист, зная, чего стоит власть Кризаля в доме, советует брату поговорить с женой: «Ее согласие не худо получить…» Кризаль, как все слабодушные в подобных случаях, надувает щеки и хорохорится:

Тем не менее он готовится к разговору с Филаминтой не без тревоги, которую актер должен передать. Он попадает в неподходящий момент. Его грозная супруга разъярена. Она только что выгнала Мартину, старую служанку. Кризаль пробует защищать Мартину, но с каждым словом голос его звучит все более робко. В присутствии Филаминты он размягчается, как воск на огне. В чем же провинилась бедная служанка? Разбила дорогую вазу, не уберегла от кражи серебряное блюдо? Была уличена в предательстве? Если бы дело было в этом!

Если б такие речи шли от кого-нибудь другого, Кризаль бы просто расхохотался; а тут он только воздевает руки к небу.

Кризаль отсылает служанку со всей мягкостью, на какую он способен. Он надеется, что, когда буря утихнет, все уладится само собой. Он не может сдержать бушующего в груди гнева, но все-таки ему хватает осторожности, чтобы обратить свои упреки к Белизе, а не к Филаминте: