Жорж Бордонов - Мольер

Влияние, которым пользовались тогда духовные руководители, сегодня кажется невероятным. Самые опасные из них — миряне, источающие ханжескую елейность, ревностные помощники Общества Святых Даров, такие, как Тартюф. Можно привести в пример Демаре де Сен-Сорлена, члена Академии, управляющего герцогини де Ришелье и полновластного хозяина ее богатств, дворца, самой особы этой благочестивой знатной дамы. Он проповедует странную мораль растворения души в боге; у него выходит, что «Господь все творит и все терпит в нас. Если нижняя часть доставляет беспокойство, другая половина того не ведает. Обе части разжижаются и преображаются в Бога. И Бог обитает тогда в треволнениях плоти, кои все тем освящаются».

Как видим, это очень удобно и утешительно. Мишле, разумеется, не упускает случая намекнуть, что Демаре де Сен-Сорлен не ограничивался просвещением знатных дам, но давал возможность попользоваться благами этого учения даже «своим голубкам» (монахиням). Поймем правильно! Мы здесь подходим вплотную к молинистской [179] молинистская — по имени Луиса Молины (1536–1600), испанского теолога. Его сочинения были теоретическим обоснованием позиции иезуитов. теории благих намерений, краеугольному камню доктрины Общества Святых Даров и тогдашних иезуитов.

Но это все в скобках; закроем их и вернемся к Тартюфу. Оргон, чтобы крепче его к себе привязать, а отчасти — назло собственному семейству, решил отдать ему в жены свою дочь Мариану, невзирая на то, что уже обещал ее Валеру, в которого та влюблена. Служанка Дорина восстает против этого нелепого замысла. Она учуяла, что Тартюф не испытывает никаких чувств к Мариане, зато «слегка того… влюбился» в Эльмиру, жену своего благодетеля. Наконец Тартюф появляется на сцене собственной персоной и несколькими репликами сам очерчивает свой профиль. Вот он обращается к слуге:

Декольте Дорины его смущает, и, вытащив платок, он прикрывает ей грудь:

На что проницательная Дорина замечает:

Так оно и есть, дальнейшее это покажет; пожалуй, тут единственное уязвимое место в его броне. Дорина заключает союз с Эльмирой, чтобы помешать женитьбе Тартюфа на Мариане. Эльмира соглашается поговорить со святошей, велит его позвать. Беседа принимает неожиданный оборот. Тартюф хватает молодую женщину на руку и кладет свою ей на колени. Эльмира спрашивает:

Он в ответ:

Эльмира осторожно спрашивает о планах брака с Марианой. Но он, пощупав юбку Эльмиры и принявшись за ее косынку, теряет самообладание, распаляется, охваченный желанием, уступая своему тайному пороку, становится безумно неосмотрителен, разражается признанием — подлинным чудом лицемерия:

Эльмира удивляется, что столь набожный человек может произносить такие речи. Он возражает:

Чтобы успокоить Эльмиру и развеять ее опасения за свою репутацию честной женщины, негодяй продолжает:

Он осмеливается обещать Эльмире «преданность, какой не видели доселе во вселенной». Дамис все слышал. Он врывается в комнату, уверенный, что уж теперь-то с Тартюфом покончено. Но у лицемера не одна хитрость в запасе. Он бросается на колени перед Оргоном и притворяется, что готов принять от клеветников мученический венец во искупление своих грехов. Оргон попадается на эту удочку, опускается и сам на колени и, чтобы наказать домашних, виновных в оскорблении «праведника», отписывает ему в дар свое имущество. Тут вмешивается Клеант, взывая к чести Тартюфа, к его христианскому милосердию. Неужто праведник даст обездолить сына, слишком горячо защищавшего счастье отца, спокойствие почтенной и дружной семьи? Тартюфу приходится приоткрыть свою низкую душу:

Но все же Оргон, поскольку он любит Эльмиру, дает себя наполовину убедить в двуличности своего достойнейшего друга; он соглашается спрятаться под столом, чтобы выяснить истину, поверить в которую до конца, впрочем, не может. Тартюф настороже, но искушение сильнее его:

Возобновляя и разъясняя свои домогательства, он говорит:

Он пересказывает мысли отца Эскобара, [180] отец Эскобар — Антонио Эскобар и Мендоза (1589–1669), испанский иезуит, плодовитый религиозный писатель, разрабатывавший двусмысленную мораль, согласно которой благое намерение оправдывает дурной поступок. Имя Эскобара стало нарицательным для лицемера, казуиста, всегда находящего аргументы для облегчения собственной совести. осмеянные Блезом Паскалем в «Письмах к провинциалу», что опровергает мнение, согласно которому «Тартюф» — сатира на янсенистов: