Том Джелтен - Бакарди и долгая битва за Кубу. Биография идеи

В Сантьяго сошлись все тенденции, характерные для Кубы второй трети девятнадцатого века: расцвет национально-патриотического движения, испанская военная тирания, утонченная культурная жизнь и кровавые восстания рабов. В те же годы мы находим ан Кубе и свидетельства мощного экономического и культурного прогресса: на востоке острова была сооружена первая установка по изготовлению сахара на паровом двигателе, способная производить 1300–1500 галлонов сока сахарного тростника в день, проложена железная дорога, соединяющая копи в Эль-Кобре неподалеку от Сантьяго с прибрежным портом Пунта-де-Саль. К тому времени, когда эту ветку запустили, на Кубе было больше железных дорог, чем в любой другой латиноамериканской стране.

Эмилио Бакарди, мечтатель, реформатор и революционер, был еще романистом и новеллистом, и больше всех прочих его вдохновляли легенды его родного города. В последние годы, в тиши библиотеки на своей любимой вилле «Эльвира», в окружении блокнотов и подшивок, накопленных с отроческих лет, Эмилио решил сплести воедино всю свою коллекцию мелких новостей, анекдотов, официальных объявлений о жизни Сантьяго и создать титанический труд, который должен был стать классикой кубинской историографии. Год за годом, месяц за месяцем он перечислял похороны влиятельных людей, объявления о прибытии пароходов, театральные премьеры, политические репрессии, убийства, военные маневры, проданных рабов и строительные проекты тех лет. Эту подробнейшую хронологию жизни родного города он снабжал лишь минимальными комментариями, однако события, которые он включил в свои десятитомные «Хроники Сантьяго» («Crónicas de Santiago de Cuba) ясно показывают, как развивалось национальное самосознание кубинцев. «История народа просматривается в том, что вызывает сенсацию, пробуждает энтузиазм, трогает чувства, заставляет протестовать, радует или приводит в ярость», — писал Эмилио Бакарди. Когда он приводит заметку об убийстве раба, а сразу за ней — объявление об открытии на той же неделе школы фортепианной игры и вокала, то ничуть не принижает важности первого из этих событий, а скорее показывает, насколько кошмарно обыденными стали подобные преступления. «События во всей своей наготе, факты, перечисленные с безжалостной бесстрастностью, — это и есть история», — объяснял Эмилио.

Вся жизнь Эмилио, и его «Хроники», и то, что он стал первым кубинцем-мэром Сантьяго, тесно переплетена с историей Сантьяго. Некоторые кубинские историки полагают, будто он был скорее верным santiaguero, нежели кубинским патриотом, но это заблуждение. Для Эмилио Сантьяго был квинтэссенцией Кубы — той Кубы, которую он принимал близко к сердцу. Он был ярым сторонником кубинской независимости, однако воспринимал кубинскую действительность предельно конкретно и предпочитал действовать именно там, где мог достичь непосредственных и реальных перемен. Он служил Сантьяго как мыслитель, революционер и политик, — однако был также и преуспевающим деловым человеком, и работодателем. Конечно, если бы не достижения отца и остальной семьи, влияние Эмилио было бы куда более ограниченным.

Увлекательная история Бакарди на Кубе складывалась из нескольких составляющих: Эмилио был примером легендарного патриотизма Бакарди, Сантьяго-де-Куба обеспечил благодатную почву для развития этого патриотизма, а процветающий семейный бизнес по производству рома придал ему мощи и влиятельности.

Факундо Бакарди Массо, отец Эмилио, вырос у самой гавани в Сидхесе, городке неподалеку от Барселоны, и мальчиком частенько сидел в доках и глядел, как отплывают в Америку великолепные корабли. Их трюмы были полны бочонками с вином из местных виноделен, а с палубы махали молодые каталонцы, отправлявшиеся на поиски лучшей доли. Древняя Каталония долгие века была центром средиземноморской торговой жизни, и каталонцы славились своими деловыми качествами. К началу девятнадцатого века в далеком Сантьяго-де-Куба процветала каталонская колония, и Факундо с братьями слышал от знакомых, что Сантьяго — богатый город, где каждый может найти себе дело.

Два старших брата Факундо Махин и Хуан вскоре отважно отправились за океан, и в пятнадцать лет Факундо последовал за ними, полный сил и честолюбия.

Юные Бакарди без труда нашли работу — в этом им помогли каталонские связи.

Старший, Махин, за несколько лет скопил столько денег, что смог открыть большой универсальный магазин, куда взял на работу помощником и своего брата Хуана. Они продавали все, от скобяного товара до писчей бумаги, и, следуя испанской традиции давать магазинам красивые, но бессмысленные названия, окрестили его просто «Эль-Пало-Кордо» («Большая палка»). Когда приехал юный Факундо, братья Бакарди помогли ему найти работу у своих деловых партнеров, а как только смогли себе позволить платить ему, приняли к себе на службу. Самый младший из братьев Бакарди — Хосе — присоединился к ним через несколько лет. В то время каталонцы доминировали на коммерческой сцене Сантьяго и пользовались всеобщим уважением за добросовестность и бережливость. Как писал о своих знакомых каталонских торговцах один американец, посетивший Кубу, «Одни приезжают сюда без гроша, начинают с лавки размером шесть-восемь квадратных футов, живут на хлебе и воде и своим терпением, искусностью и бережливостью добиваются богатства». Братья Бакарди, сыновья неграмотного каменщика, прекрасно подходят под это описание.

К 1843 году Факундо накопил более шести тысяч кубинских золотых песо — эквивалент шести тысяч долларов, — и был готов открыть собственное дело. Его невестой была двадцатилетняя santiaguera Амалия Моро [1] Настоящее имя Амалии было Лусия Виктория Моро, однако друзья всю жизнь называли ее Амалией. , которую воспитывал на своей кофейной плантации дед — ее мать и бабушка умерли от холеры, когда ей было всего три года. Амалия и Факундо поженились в августе, а три месяца спустя Факундо открыл свое дело по торговле бакалеей и продовольственными товарами, взяв в партнеры старого знакомого по Сидхесу.

Его магазин, который в городских документах был зарегистрирован как «Факундо Бакарди и компания», торговал всевозможными товарами — ведрами, игрушками, масляными лампами, фаянсовой посудой, ножами, соленьями, сардинами в банках. С потолка свисали копченые туши, кухонная утварь, лопаты, мотки веревки. За прилавком хранились запасы вяленой рыбы и мешки с мукой, сахаром и кофе. Сантьягским покупателям были нужны и гвозди, и свечи, и дешевый муслин — но иногда и заграничный шоколад, тонкие льняные ткани, изысканный фарфор, а у Факундо было все. Его клиенты принадлежали ко всем слоям общества. Благодаря старым знакомым, еще из Сидхеса, он поставлял каталонское вино оптом в другие магазины, но уделял внимание и крестьянину, который искал себе новую соломенную шляпу или мачете. Следом за крестьянином за покупками приезжали, скажем, две великосветские дамы, — они удобно устраивались в volante , изящно украшенной двуколке, запряженной одной лошадью. На лошади ехал верхом чернокожий раб в красной жилетке и черном котелке, который и правил двуколкой, так что его госпоже не приходилось утруждать себя. Дамы в пышных черных платьях и тонких атласных туфельках ждали в volante , пока Факундо вынесет и покажет им свои товары, — ведь иначе дамы запачкали бы свои туфельки в уличной грязи.