Ник Мейсон - Inside Out личная история Pink Floyd

В канун шоу «Live 8» мы собрались в Гайд-парке. В зоне непосредственно перед сценой рассеянные группки персонала, охраны, членов групп и их семей наблюдали за тем, как Мадонна работает со своим затянутым в белое ансамблем. Меня также порадовало зрелище, как двое наших ребят, Гай и Кэри, ухмыляются мне со сцены, демонстрируя рано прорезавшийся талант по преодолению заслонов охраны путем введения ее в заблуждение. Когда сгустились сумерки, мы провели саунд-чек и начали играть нашу подборку. Репетиция прошла чертовски гладко, хотя, должен признать, по части барабанов существовал определенный уровень нестабильности. Однако, подобно всем генеральным репетициям, эта предполагала массу улучшений, которые предстояло проделать за ночь.

Когда подошла суббота, 2 июля, мы уже точно знали, что будем выступать с опозданием — стало ясно, что для шоу физически невозможно было бы не выбиться из графика. Поэтому мы договорились отправиться в Гайд-парк к пяти или шести часам. Но потом нам показалось абсурдным пропустить открытие столь важного события, и, по-моему, мы прибыли аккурат к самому старту. Я направился в передние ряды, чтобы понаблюдать за тем, как Пол Маккартни и группа «U2» исполняют «Sergeant Pepper», — и, даже будучи пресыщенным и брюзгливым ветераном музыкального бизнеса, оказался тронут силой и мощью того, что происходило как на сцене, так и среди зрительской аудитории.

За кулисами недостаток гримерок означал, что каждая из них освобождалась всего примерно за час до того, как очередной артист должен был появиться на сцене. Такое положение дел автоматически исключало всякие заявки на роль примадонн. Мы даже дали несколько интервью средствам массовой информации, настойчиво напоминая, чему, собственно говоря, посвящен концерт «Live 8». Все это окончательно заставило меня почувствовать, что мы правильно сделали, что объединились. Раз уж не было жонглеров или огнеглотателей, мы стали той необходимой «изюминкой», которая вполне могла заставить зрителей задуматься о том, что подвигло нас это сделать, и осознать реальное послание, которое несла в себе данная акция.

Время нашего выступления отъехало еще дальше, пока пасмурное небо сменялось закатом типа «радость пастуха». К тому времени, как мы в одиннадцать часов наконец-то попали на сцену, все наши ресурсы ожидания уже были на исходе. Адреналин кипел в жилах, тайком подкрадывалась нервозность. Однако как только запись сердцебиения для композиции «Breathe» зазвучала в кромешном мраке арены, я расслабился, с легкостью став частью группы и забыв про зрителей.

Снова играть с другими членами «Pink Floyd» — это была просто фантастика. Рик разворачивал свои уникальные полотна, Дэвид был как всегда надежен, лиричен и совершенно идеален, а Роджер сопровождал знакомые басовые узоры и личную лирику языком тела, который демонстрировал, что он по-настоящему наслаждается происходящим. Вся программа казалась плотной и содержательной. Нам удавалось сохранять крышку на чайнике перевозбуждения, несмотря на всю важность события, счастливо удерживаясь от криков: «Привет, Лондон!». Однако спокойные и взвешенные слова Роджера о Сиде перед исполнением «Wish You Were Here» обеспечили нам еще более тесный контакт с публикой.

После финального поклона мы направились за кулисы, где кипела масса бурных эмоций по поводу шоу, однако я с радостью могу доложить, что мы четверо, великие стоики, сумели удержаться в рамках того непроницаемого, якобы бесчувственного спокойствия, которое неизменно составляло часть прекрасной традиции группы «Pink Floyd»…

А дальше история пока что должна помедлить. Случилось невозможное, и все мы реально почувствовали, что внесли максимальный вклад в поддержку мировоззрения, страсти и миссии Боба.

Еще до нашего воссоединения на концерте «Live 8» Роджер уже внес определенно весомый вклад в эту книгу. Ближе к завершению работы над ней, когда он закончил читать рукопись, мы встретились в одном лондонском отеле, чтобы обсудить его замечания. Роджер взял на себя труд внести кое-какие исправления, а также поставить под вопрос некоторые мои интерпретации и акценты. Все эти наблюдения были внесены в рукопись зелеными чернилами, и, пока он пролистывал страницы, я нервничал, видя куски текста со сплошной зеленью. На одной из страниц Роджер просто написал поверх всего текста «Полная чушь». Однако даже после обсуждения книги мы по-прежнему сумели найти в себе достаточно доброй воли и общительности, чтобы мило и непринужденно отобедать вместе с моей женой Нетти и подругой Роджера Лорой. В ресторане нам повезло случайно столкнуться с Джерри Скарфом, который подкрался к Роджеру сзади и положил ему руки на… Ох, нет, уже хватит.

Дэвид, должно быть, часто навещал тот же магазин канцтоваров, что и Роджер, поскольку его замечания тоже были сделаны зеленым маркером, и он посвятил этому упражнению не меньше труда. Я особенно ценил комментарии Дэвида, зная, что он всегда очень сдержанно относился к идее написания истории группы. Он считал, что раз никто из нас не участвовал во всех решающих и креативных моментах этой истории, мы не можем писать с полной достоверностью. Я же как мог старался уловить настроение каждого периода. Хотя я отчаянно стремился сохранять беспристрастность, я понимаю, что большинство моментов окрашены моими личными ощущениями радости, грусти или усталости.

Рик также добавил свои замечания, присланные по факсу с яхты в Карибском море. Я был особенно заинтригован, обнаружив, что после всех этих лет Рик наконец-то решился открыть истинную причину, почему он отказался угостить Роджера сигаретами, когда мы учились в Политехе. Прежде всего, отметил Рик, Роджер несколько агрессивно их попросил. В этом, впрочем, удивительного мало. Однако выяснилось нечто гораздо худшее. Оказывается, Роджер уже однажды стрелял у Рика сигареты и, завладев пачкой, грубо разорвал на ней целлофан, который Рик всегда старался сохранять неповрежденным.

И еще остается Сид. Я просто не счел для себя возможным попытаться связаться с Сидом. Он уже очень долгое время жил собственной жизнью, так что врываться в дверь его дома в Кембридже и размахивать своим текстом у него перед носом показалось мне в высшей степени докучливым и нечестным. Однако все это напоминает мне о том, что существует по меньшей мере четыре альтернативные точки зрения на то, что я изложил на бумаге, не говоря уж о точках зрения многих других, кто все эти годы помогал группе двигаться дальше. Я также оказался очень скуп на поименные упоминания. Учитывая, что многие годы бок о бок с нами работали в буквальном смысле сотни людей (в течение последнего тура наша команда насчитывала свыше 200 человек), просто невозможно упомянуть каждого и отдать им должное. Мои глубочайшие извинения всем безымянным героям и героиням.