Ник Мейсон - Inside Out личная история Pink Floyd

Роджер немедленно мне ответил, спрашивая опять же по электронной почте, чего хотел от нас Боб. «Если честно, я не особенно в курсе», — ответил я, прибегнув к той самой смеси двуличности и дипломатичности, которая отметила наш первый разговор в Политехе на Риджент-стрит сорока с лишним годами ранее. Тогда Роджер позвонил Бобу. Несмотря на бушующую на заднем плане активную домашнюю жизнь Боба, Роджер все же сумел понять, что Боб хочет нашего воссоединения. Однако затем домашнее хозяйство Гелдофов все же взяло верх, и Боб пообещал перезвонить Роджеру.

Роджер испытал прилив вдохновения в отношении идеи снова сыграть вместе на событии, политически находящемся в полном ладу с его собственными чувствами. К тому же намерением Боба было вовсе не собрать деньги, а поднять глобальный, объединяющий вопрос и отправить ясное сообщение о необходимости борьбы с бедностью лидерам государств, собравшимся посетить саммит «большой восьмерки» в Глениглсе.

К тому времени, как Боб снова позвонил Роджеру, прошли две с половиной недели. Роджер спросил Боба о дате концерта «Live 8» и с ужасом узнал, что до него осталось меньше месяца: времени на размышления больше не было. Тогда он сам предложил сделать окончательный жест и позвонить Дэвиду. «Привет, — сказал Роджер, наконец дозвонившись, — думаю, мы должны принять участие в этом событии». Дэвид по-прежнему держался неуверенно, опасаясь, что его голос и гитара могут оказаться слишком ржавыми. Однако Роджер быстро его в этом разубедил. Тогда Дэвид попросил немного времени на размышления. Двадцать четыре часа спустя он уже принял в высшей степени правильное решение.

Вот так и вышло, что в одну июньскую пятницу, всего за три недели до события, Дэвид позвонил Бобу, Роджеру и мне, чтобы заявить: «Давайте сделаем это». Для всех нас было ясно, что, поскольку главной идеей концерта «Live 8» являлось повышение ответственности, воссоединение «Pink Floyd» должно привлечь дополнительное внимание к этому событию. Хотя Роджер твердо заявил, что при любом раскладе не собирается выступать на разогреве у «Spice Girls» или какой-нибудь трибьют-группы «АВВА». Несмотря на это, Боб теперь считал Роджера великим дипломатом — и действительно, ведь в истории группы не иначе как открывалась новая страница.

Однако оставалась еще одна персона, которую надо было уговорить. Рик не участвовал в этих первоначальных переговорах, поскольку они главным образом касались Роджера и Дэвида, однако он совершенно определенно должен был участвовать в любой ипостаси группы. Если мы собирались это провернуть, надо было сделать все как следует. Рик ответил спонтанным согласием, хотя в голосе его можно было расслышать легкую дрожь тревоги перед перспективой добровольного выхода на территорию, которая в свое время была для него не иначе как гладиаторской ареной.

Несколько недель жернова слухов работали почище мельницы для перца в каком-нибудь итальянском ресторане. Наконец к воскресенью новости официально вырвались на волю. Дэвид издал заявление, в котором совершенно справедливо говорил, что «любые ссоры, которые в прошлом могли возникать между Роджером и группой, в данном контексте представляются совершенно пустяковыми». Роджер, откликаясь на обвинения в том, что пожилые рок-музыканты просто находят оправдание для продвижения своей дискографии, радостно заявил: «Циники станут насмехаться. И насрать на них!»

Для авторов передовиц поистине настал праздник. Топоры были зарыты, склоки забыты. А летучие свиньи вдруг заполонили афиши и таблоиды. Ричард Кертис связался с нами и заявил, что если группа сможет договориться о списке песен, тогда саммит «большой восьмерки» наверняка выдаст конкретные обязательства решить проблемы Африки.

Невесть по какой причине наши внутренние трудности, на самом деле не особенно отличные от трудностей многих других групп, выстроились в мифическую репрезентацию величайшей междоусобицы в истории рок-н-ролла. Все это пережив, я могу совершенно честно заявить (и надеяться, что книга «Inside Out» наглядно это демонстрирует), что это было вовсе не похоже на Третью мировую войну. Или, если это и впрямь была война, должен сказать, что она получилась чертовски славной.

Меня порядком повеселил розыгрыш Тоби Мура в «Таймс», который дал читателям возможность «эксклюзивно заглянуть» на репетиции группы, в течение которых каждый из нас сидел в студии в окружении адвокатов, совещавшихся о том, следует включать в данную композицию ноту фа-диез или не следует. Еще мне понравилось приписанное мне замечание о том, что рок-н-ролл — это сплошные «склоки, встречные обвинения и адвокаты». Одна газета также доложила, что сестра Сида Розмари спросила его о том, что он думает по поводу нашего воссоединения. Затем она отметила, что он никак не отреагировал. «Он больше не Сид, — пояснила Розмари. — Он теперь Роджер».

Как только решение было принято, одной из наших первых задач стал выбор репертуара. Первоначально Роджер с Дэвидом это обсудили, выслушав также некоторые советы от Боба. Я лишь попросил, чтобы вещи, которые мы выберем, все-таки оказались помедленней…

Когда до концерта осталось десять дней, мы вчетвером собрались в отеле «Коннаут», чтобы сделать окончательный выбор. Встреча вышла по-настоящему деловой. Вне всякого сомнения, мы щеголяли самым образцовым поведением и быстро перешли к обсуждению предстоящего события, хотя, как всегда, не обошлось без наших обычных групповых шуточек, способных развеять любое напряжение.

Мы захватили с собой подборку видеокассет — некоторые с шоу Роджера, некоторые с последних туров «Pink Floyd», — чтобы использовать их для запланированного выступления. Не желая отказываться от своих привычек, мы чувствовали необходимость кое-какой дополнительной доводки. Сие означало, что я вместе с Роджером уселся за редакцию, подбирая эпизоды, подходящие для сопровождения нашего концерта. Это напомнило мне о том, как я всегда наслаждался стилем работы Роджера. В тисках цейтнота, не тратя ни секунды лишнего времени, с таким видом, как будто у него в голове существует полная ясность того, что ему нужно, Роджер по-прежнему запросто принимал и другие идеи, если ему казалось, что они могут сработать.

Мы согласились репетировать в течение трех дней в студии «Black Island», а также пригласить туда Тима Ренвика и Джона Кэрина, что составляло отчетливую связь с первоначальным концертом «Live Aid», где Джон играл в составе группы Брайана Ферри вместе с Дэвидом. Дик Перри должен был захватить свой саксофон. К нам также присоединилась Кэрол Кеньон в качестве бэк-вокалистки для композиции «Comfortably Numb». Кроме того, мы сумели собрать воедино команду соратников и дорожную бригаду включая Фила Тейлора (нашего самого старого сотрудника), моего барабанного техника Клайва Брукса и гитарного техника Роджера Колина Лайона. Энди Джексон сидел за микшерским пультом, а Джеймс Гатри присматривал за звуком для телевидения. Мы все стали немного старше и, возможно, чуть-чуть мудрее. Нам даже удалось выработать здоровое и креативное различие во мнениях на предмет того, какие вещи нам следует играть, не вступая при этом в конфронтацию. Некоторое напряжение все же возникло, когда Рик упомянул о партии баса, использованной Гаем Прэттом во время одного из предыдущих туров (между прочим, после тура «Division Bell» Гай женился на дочери Рика Гале). Услышав об этом, Роджер объявил: «Знаешь, Рик, личные отношения между тобой и твоим зятем меня не касаются…»