Мэтт Дикинсон - Другая сторона Эвереста

Это непреложный факт, козырная карта вершины, и потому ни один альпинист, как бы ни была высока его квалификация, не может полностью быть уверен в успехе. Мы могли изо всех сил пытаться предугадать погодные условия, в которых пойдём на восхождение, но, по большому счёту, мы были в руках судьбы.

Все горячо обсуждали возможность второй попытки штурма вершины, понимая, что восстановительный период, последующий за неудачным восхождением на высоту 8000 метров, не позволит нам вписаться в десятинедельный срок нашей экспедиции. Было ясно — у нас есть только один шанс, и это всё.

Саймон объявил о своем решении, совершив обход лагеря и беседуя с каждым индивидуально в палатке (я оценил этот его шаг как тактический для предотвращения недовольства, которые возможны при коллективном разговоре).

Брайан, Барни, Ал, Кис и я (группа А) выходим первыми через два дня, Саймон, Сандип, Тор и Роджер (группа Б) идут вторыми через три дня после нас.

Все согласились с этим решением, кроме Тора, которого особенно расстроила необходимость задержаться в базовом лагере. Возможно, Тор больше других страдал от вынужденного бездействия. Сандип и Роджер восприняли это спокойно, хотя им тоже было нелегко сидеть в базовом лагере, в то время как группа А отправится на восхождение.

Решение Саймона было отчасти политическим решением. Статус Брайана как актера гарантировал, в случае успеха, «Гималайским королевствам» широкую огласку в прессе, в добавление к снятому фильму.

По этой ли причине Брайан и наша киношная команда получили призовой первый номер? Дать нам первый и лучший шанс с максимальными ресурсами? Этот вопрос никогда не обсуждался публично, но каждый из нас, особенно группа Б, полагали, что это так.

Брайан был, как всегда, жизнерадостным и бодрым. Как и Ал, он был настроен на долгое ожидание в базовом лагере. В отличие от нас Брайан не расстраивался, а принимал бездействие как должное, как часть всего процесса.

— Мы лезем на гору, — говорил он мне, — даже когда мы сидим здесь. Мы отдыхаем, мы расслабляемся. Хороший день здесь так же ценен, как хороший день наверху — всё на пользу. Нет смысла двигаться, пока мы не уверены, что всё в порядке.

Рассуждая подобным образом, он отправлялся отдыхать в «гималайский отель» — свою палатку, где слушал классическую музыку и листал книгу. И это не было игрой, Брайан действительно мог расслабляться в подобной обстановке. Я искрение восхищался открывшейся в нём зрелости и силе разума. Брайан отчетливо осознавал важность игры в ожидалки. Он мог стряхнуть с себя напряжение, тогда как остальные из нас сгибались под ним. Возможно, это умение развилось в нём за годы актерской работы, когда способность контролировать свои нервы во время премьеры является первостепенной.

В середине нашего ожидания в базовом лагере прошел удививший нас слух, что Ричард, журналист из «Фаиненшел Таймс», возвращается в экспедицию. Слух пришел из индийской экспедиции, у которой была ежедневная радиосвязь с Катманду. В одном из этих сеансов они получили через индийское посольство сообщение от Ричарда, в котором говорилось, что он намерен вернуться.

В ответе Саймона в крепких выражениях говорилось, что ни при каких обстоятельствах Ричард не должен возвращаться в состав экспедиции. Появление ещё одного участника влекло за собой изменение всей логистики восхождения. Короче говоря, для Ричарда не было ни продуктов, ни кислорода, ни места в верхних лагерях. Было слишком поздно что-то менять. Сообщение Саймона осталось без ответа.

— Привет, ребята, — через три дня Ричард вошел в лагерь. Путь от Катманду через Тибетское плато он преодолел на попутных машинах.

— Я специально сообщил по радиосвязи в Катманду, чтобы вы не возвращались, — холодно сказал ему Саймон.

— Вы не получите обратно спою чертову палатку, — встрял Брайан. Это была не очень дружественная встреча.

Я уже сталкивался с синдромом «третьего липшего» в других экспедициях. И теперь Ричард испытал его на своей собственной шкуре, в самой его скверной форме. Команда приспосабливается к новым условиям, когда одни участник покидает её. Если же этот человек неожиданно появляется и пытается снова влиться в коллектив, он неизбежно оказывается отвергнутым независимо от того, насколько популярным он был раньше.

Ричарду было запрещено подниматься выше базового лагеря, но он решил воссоединиться с командой и выполнять свои профессиональные обязательства перед газетой. Эта впечатляющая демонстрация профессионализма означала, что он — единственный имеющийся в наличии журналист, который будет через несколько дней отправлять репортажи, когда разразится шторм.

Зная о нашем близком выходе, я вручил Сандипу на хранение небольшую пачку писем. Я понял, что на восхождении мы ни от чего не застрахованы, и написал несколько коротких прощальных писем, которые и передал Сандипу.

— Не мог бы ты их отправить, если я не вернусь, — спросил я его. Сандип с удивлением взглянул на топкую стопку писем.

— Конечно.

То, что я сделал, могло показаться паникой, но мне действительно было легче идти на восхождение, зная, что в случае несчастья мои письма придут к людям, которых я любил. Я чувствовал, что самое тяжёлое — уйти не попрощавшись.

— Эй, Мэтт, — окликнул меня Сандип, когда я вновь занялся укладкой, — я искрение надеюсь, что мне не придется отправлять эти письма.

— Я тоже.

Перед нашим выходом мы сделали несколько групповых фото, после чего группа Б помахала нам на прощание руками. Не знаю точно почему, но я не люблю групповые снимки. Суеверно отношусь к ним. Я почувствовал, что и остальные участники делали это с неохотой. Возможно, групповое фото имеет особое свойство, как нервная дрожь, которую я испытал, когда в первый раз увидел наши имена в восходительском пермите, и когда вдруг чётко обнажилась уязвимость нашего предприятия.

Имена, напечатанные на листе, ряды улыбающихся друзей, запечатленные в базовом лагере — как легко гора может стереть их с лица земли. Групповые снимки часто становятся погребальными в литературе о гималайских восхождениях, и ни одно из этих улыбающихся лиц ничего не знает о той участи, которая его ожидает.

Барни больше других не любил эти фотографии. Он даже не показал своё лицо, надвинув шляпу и солнцезащитные очки. Мне тогда его поведение показалось глупым, но потом я понял, что он чувствовал то же самое, что и я, только гораздо острее.

Ал тоже чувствовал себя дискомфортно. У него была коллекция подобных экспедиционных фотографий, многих участников которых уже не было в живых. Тем не менее, он стоял вместе со всеми, пока двое участников норвежской команды нас фотографировали.