Владимир Листенгартен - Рассказы

Лева во всех своих бедах винил самого себя: он потерял свой амулет, который его хранил все эти годы, потерял свой медный пятак. Жена подала на развод. Состоялся суд, который развел их и присудил ей ребенка. А Лева должен был выплачивать алименты. Левина любовница, женщина-врач, у которой также начались неприятности с мужем, уволилась из больницы. Все было хуже некуда. В партийной организации больницы должны были рассматривать персональное дело Левы, ему грозило исключение из партии со всеми вытекающими из этого последствиями. И, наконец, было совершенно неясно, как обернется уголовное дело о краже золотого пояса из музея.

Трехкомнатную квартиру, в которой Лева жил с женой и сыном, пришлось срочно обменять на две однокомнатные. Стали перевозить мебель, посуду, постели и прочее. И вот, когда дело дошло до выноса кровати, на которой спали Лева с женой, под ней Лева случайно обнаружил еле видимый, закатившийся в щель в полу свой драгоценный пятак. Радости его не было предела. Пинцетом он осторожно извлек пятак из щели. Он был счастлив. Он был уверен, что теперь, когда у него в кармане снова лежит его амулет, дела пойдут на лад.

Самое странное, что эти надежды Левы оказались не напрасны. Следователь, снова вызвавший Леву, сообщил ему, что им удалось задержать человека, который украл из музея золотой пояс. У него нашли остальные звенья, что полностью подтвердило версию Левы, который оказался без вины виноватым. Его переквалифицировали из подозреваемого в свидетели.

Жена, которая в последние годы не работала, оставшись одна с ребенком, после нескольких месяцев размышлений поняла, что ей будет крайне трудно воспитывать сына без отца, и решила пойти с Левой на мировую, простить его. Пришлось снова съезжаться, правда, уже не в трех-, а в двухкомнатную квартиру. Партийное собрание в больнице постановило дать Леве выговор «с занесением», но из партии его не исключили, что давало ему возможность сохранить за собой должность заведующего отделением больницы.

Весь медперсонал отделения сочувствовал Леве. Особое сочувствие он вызывал у молодых медсестер, одна из которых решила, что должна его утешить. Все вернулось «на круги своя».

Лева, конечно, уже не был столь суеверен как в детстве. Он понимал, что, хотя все его несчастья начались одновременно с потерей пятака и закончились тогда, когда он его нашел, это могло быть простым совпадением. Однако на всякий случай, он сделал во всех своих брюках специальный закрывающийся двойной кармашек, в котором стал носить пятак, больше с ним не расставаясь. Даже если один покров кармашка порвется, второй не даст пятаку выпасть из кармана. Лева помнил старый анекдот:

Учитель говорит, что Бога нет и предлагает ученикам показать Богу кукиш. Сидящий на задней парте Хаимович не хочет этого делать. Он говорит:

— Если Бога нет, то кому я буду показывать кукиш, а если он есть, то зачем мне портить с ним отношения?

Вот и Лева считал, что если это случайное совпадение, то наличие пятака не помешает, ну а что, если его дела пошли на лад действительно только благодаря тому, что он нашел свой амулет, свой медный пятак, который со школьной поры приносил ему счастье? Нет, рисковать Лева не хотел!

Моня был сильно близоруким и совершенно лысым. Он носил очки с толстыми стеклами и говорил, что японские ученые уже давно установили, что близорукость и отсутствие волос на голове — это вовсе не недостатки, а дальнейшее развитие вида homo sapiens. А это значит, что он, как отдельный представитель этого вида, просто обогнал в своем развитии многих других людей.

Окружающие с ним не соглашались, а один его товарищ, даже говорил:

— Ты ошибаешься, облысение — это постепенное превращение головы человека в задницу, сперва по внешнему виду, а затем и по внутреннему содержанию! И ты это скоро испытаешь на себе.

Тем не менее, факты в какой-то мере подтверждали теорию Мони. Дело в том, что он закончил школу с золотой медалью, получил «красный диплом» об окончании вуза, в 26 лет защитил кандидатскую, а в 34 года — докторскую диссертации. Он занимал должность заведующего отделом одного научно-исследовательского института в г. Баку. И это несмотря на то, а может быть именно потому, что Моня был евреем.

Как известно, сейчас Баку — столица независимого Азербайджана. А в те далекие времена, о которых мы рассказываем, Баку был столицей Азербайджанской советской республики. Политика советской власти в национальных республиках общеизвестна. На руководящие должности назначались только, или почти только, представители «коренной» национальности. И делалось это часто не обращая внимания на деловые качества кандидата. В некоторых случаях играли важную роль знакомства, а также происхождение того или иного представителя «коренной» национальности. Так, вместе со мной в школе учился сын погибшего на войне генерала-азербайджанца. Учиться он не хотел или не мог и, несмотря на отчаянные попытки педагогов переводить его из класса в класс, все-таки остался на второй год и я потерял его из виду. Через десять лет, кончая школу, я случайно встретился с ним. Как оказалось, он закончил школу экстерном, причем на год раньше меня. Впоследствии он занимал ответственный пост в следственных органах республики.

Многие азербайджанцы были в быту людьми достаточно умными. Им, однако, обычно не хватало знаний, а особенно усидчивости. Некоторые из них понимали это и окружали себя толковыми, знающими людьми, часто евреями по национальности. Надежда Ефимовна Гухман, которая была главным геологом Управления геологии Азербайджана в конце 1950-х — начале 1960-х годов, когда ее спрашивали в приватных разговорах о ее должности, всегда отвечала:

— Я работаю умным евреем при начальнике.

Но вернемся к Моне. В его отделе работали представители различных национальностей: азербайджанцы, русские, армяне. Однажды одна из сотрудниц, Тамила, сказала Моне:

— Вот, говорят о том, что в Советском Союзе распространен антисемитизм, а в национальных республиках еще и национализм. Но это абсолютно не соответствует истине и мы с тобой яркое доказательство этому: хотя мы одного возраста, но ты, еврей, стал профессором и заведуешь отделом, а я, азербайджанка, работаю у тебя в отделе младшим научным сотрудником. Где же антисемитизм, где национализм?

Моня спокойно ее выслушал и ответил:

— Если бы я, сохраняя свои еврейские умственные способности, в то же время был бы представителем «коренной» национальности, то я давно был бы не заведующим отделом в этом институте, а его директором — и это в худшем случае, а в лучшем — министром!

Виктор вспоминал жизнь в Советском Союзе с ностальгией. И не только потому, что он был там молод, но и потому, что жизнь была простая, ясная, не надо было думать и выбирать, обо всем заботилось «родное» правительство.