Эрнст Кренкель - RAEM — мои позывные

— Ребята, слыхали, как наш стармех начудил? «Челюскин» тонет, а он вошел к себе в каюту, открыл шкаф, а там новенький заграничный костюм. Посмотрел он на него и закрыл шкаф: ну куда его брать на лед, помнется, запачкается. Спокойнее надеть старый!

Наше место даже в Арктике считалось глухим медвежьим углом. Надеяться на быстрое вызволение не приходилось. Отсюда вывод: сделать все возможное, чтобы не дать стихии прихлопнуть нас, как муху. На месте гибели корабля беспрерывно копошились люди, старательно извлекая все то, что возвратил океан. Среди нас были и плотники, и печники, и инженеры, но строительство оказалось нелегким. Мы имели опыт плавания, опыт дрейфа, опыт зимовок, но у нас не было опыта кораблекрушений. За отсутствием такового мы руководствовались, правда, по памяти, литературными источниками. Героям этих книг было легче. Робинзон Крузо, как известно, попал не на ледяное поле, а на тропический остров, где по воле Даниэля Дефо нашел много разной разности…

Оглядев утром, результаты ночной стройки-молнии, мы поняли, что годились наши сооружения очень не надолго. Не откладывая в долгий ящик, приступили к реконструкции.

Ох, эти реконструкции! Их пришлось производить несколько раз. В результате палатки, в которых поначалу не только стоять нельзя было, но и сидеть-то едва удавалось, стали превращаться в своего рода каркасные домики с брезентовыми стенами, утепленные снаружи снегом.

Льдина произвела известную переоценку и моей работы. Связь стала для нас еще более важным делом, чем на корабле. Вот почему радистов освободили от других обязанностей. У нас была одна задача: не выпускать из рук незримую нить связи с материком.

Москва, а за ней и весь мир знали о гибели нашего корабля. Сообщение о катастрофе с «Челюскиным» было опубликовано молниеносно. 13 февраля мы затонули, 14-го передали первую телеграмму Шмидта, 15-го полный текст этой телеграммы появился на газетных страницах.

С подкупающей откровенностью Советское правительство опубликовало это сообщение, особенно грустное еще и потому, что пришло оно всего лишь недели через полторы после тяжкого известия о гибели на стратостате «Осоавиахим» товарищей Федосеенко, Васенко, Усыскина. Не успела утихнуть боль от одной трагедии, как надвинулась другая…

Борьба за сотню человеческих жизней началась без минуты промедления. Через несколько часов после сообщения Шмидта Валериан Владимирович Куйбышев поручил Сергею Сергеевичу Каменеву созвать совещание, чтобы срочно наметить планы организации помощи.

Выбор Куйбышева был не случайным. С. С. Каменев, председатель Реввоенсовета СССР и заместитель Народного комиссара по военным и морским делам, на протяжении многих лет занимался Арктикой и был большим ее знатоком. Еще весной 1928 года С. С. Каменев возглавия инициативную группу, создавшую комитет Осоавиахима по спасению экспедиции Нобиле, а затем — по поискам пропавшего без вести Амундсена.

Через год Каменев — председатель комиссии по составлению пятилетнего плана освоения Арктики. Эта комиссия, в состав которой вошли крупнейшие ученые и полярники О. Ю. Шмидт, А. Е. Ферсман, В. Ю. Визе, Р. Л. Самойлович, Н. М. Книпович, Г. Д. Красинский, Н. Н. Зубов и другие, стала центром всех арктических дел, таких, как создание Арктического института в Ленинграде, составление пятилетнего плана освоения Арктики, координация деятельности разных учреждений, занимавшихся вопросами севера…

С. С. Каменев был неизменным участником всех больших дел, происходивших в Арктике.

Если к этому добавить, что под руководством С. С. Каменева были организованы экспедиции Г. А. Ушакова на Северную Землю и походы «Сибирякова», что С. С. Каменев был большим другом О. Ю. Шмидта, то станет ясно — лучшего помощника В. В. Куйбышев просто выбрать не мог.

По указанию Каменева первые наметки плана спасательных работ составил Георгий Алексеевич Ушаков. Совнарком СССР постановил организовать Правительственную комиссию. Ее возглавил заместитель председателя Совнаркома В. В. Куйбышев. В состав комиссии вошли Наркомвод Н. М. Янсон, заместитель Наркомвоенмора С. С. Каменев, начальник Главвоздухфлота И. С. Уншлихт и заместитель начальника Главного управления Севморпути С. С. Иоффе. Имена этих людей, занимавших весьма ответственные посты, свидетельствовали, сколь велики были полномочия комиссии.

Еще несколько часов — и комиссия начала действовать.

Однако даже для самой авторитетной комиссии десять тысяч километров, разделявшие Москву и лагерь Шмидта, были серьезным препятствием. Медлить было нельзя, было решено, прежде всего, использовать местные средства, сформировав на Чукотке Чрезвычайную тройку под председательством начальника станции на мысе Северном Г. Г. Петрова.

Радиограмма из Чукотского моря взволновала миллионы людей. Она появилась на первых полосах «Правды» и «Известий». Рядом с первой радиограммой Шмидта газеты опубликовали Постановление Совета Народных Комиссаров СССР «Об организации помощи участникам экспедиции тов. Шмидта О. Ю. и команде погибшего судна „Челюскин“.

Быть может, найдутся скептики, которые скажут, что я взялся не за свое дело, что вместо того, чтобы подробно излагать то, что видел своими собственными глазами, я уделяю неоправданно, большое место тому, чего, находясь на льдине, разумеется, видеть никак не мог.

Разрешите не согласиться. Конечно, я видел далеко не все, но моя профессия радиста делала меня свидетелем (точнее, слушателем) очень многого.

Мы часто говорим: забота партии, забота правительства, внимание народа… Число таких выражений может быть увеличено без малейшего труда, больше того, от неумеренного употребления слова стираются и, воспринимаясь слухом и зрением, не всегда доходят до ума, до сердца.

Для меня лично история нашего спасения наполнила все эти привычные выражения большим содержанием, но, как ни странно, эта история по-настоящему, во всей полноте, еще не написана. Записанная на газетных листах, она так и не перекочевала в книги. Даже превосходный толстый том «Как мы спасали челюскинцев», созданный прямо по горячим следам событий и содержащий множество волнующих подробностей, не в силах претендовать на полноту изложения, так как рассказывает главным образом о подвиге семи летчиков, семи первых Героев Советского Союза.

Подвиг этих людей огромен, и я постараюсь написать о них все, что помню, тем более что с некоторыми из летчиков я очень подружился. Но, отдавая должное этим замечательным людям, оказавшимся на острие атаки, нельзя умолчать об огромной работе многих других, о стремительных и точных мероприятиях государства, сделавшего все, чтобы этот подвиг совершился.