Уильям Моэм - Рассеянные мысли [сборник]

Мода на антитезу оказала сильное влияние на структуру предложения, как это можно заметить, сравнивая, например, манеру письма Драйдена и Берка. Она заставила осознать значение периода. Я должен напомнить читателю, что период — такой тип предложения, в котором смысл становится ясным лишь в самом конце. Те же предложения, в которых основная мысль высказывается в начале, а потом дополняется, называются «свободными». Английский язык не допускает инверсий, которые позволили бы не раскрывать смысла в начале фразы, и свободные предложения встречаются в нем чаще всего. Этому мы обязаны расплывчатостью нашей прозы. Когда в предложении нет единства, автору ничего не остается, кроме как нанизывать придаточные. Антитетическая структура производит более выигрышное впечатление при использовании классического периода, поскольку ее главные достоинства — компактность и закругленная форма. Я приведу предложение из Берка: «Действительно, когда я представляю себе Французское королевство, многочисленность и богатство его городов, великолепие его протяженных дорог и мостов, искусственные каналы и навигационные системы, открывающие возможность водных сообщений в пределах огромного континента; когда я обращаю взгляд на грандиозные работы в портах и гаванях, на весь военный и торговый флот; когда перед моими глазами проходит множество изобретательно и мастерски построенных крепостей, защищающих силой оружия границы страны от любых врагов; когда я вспоминаю, как много обработанных земель во Франции и какие продукты питания, одни из самых лучших в мире, она продает; когда я размышляю о великолепии ее фабрик и мануфактур, иные из которых превосходят наши; когда я представляю себе государственные и частные благотворительные фонды; когда я осматриваю состояние ремесел, украшающих и облагораживающих жизнь; когда я узнаю людей, которых взрастила эта страна и которые приумножили ее военную славу, а также государственных деятелей, теологов, философов, критиков, историков, знатоков античности, поэтов, церковных и светских ораторов, я думаю, что нам следует серьезно исследовать, сколь велики были скрытые пороки, которые смогли в один момент повергнуть государство такого уровня».

Абзац заканчивается тремя короткими предложениями.

Мне бы хотелось подчеркнуть, с каким мастерством Берк придал «свободную» структуру цепочке придаточных предложений, удлинив, таким образом, ожидание основного значения до тех пор, пока не закончится период. Джонсон, как мы знаем, часто прибегал к периодам, состоящим из придаточных предложений, составляющих конструкцию, которую грамматисты, я думаю, назвали бы расширенным сложным предложением, и, таким образом, утрачивал нарастающее напряжение, характерное для Берка. Я также должен отметить, что Берк добивается такого замечательного эффекта, формируя свои придаточные предложения по одному и тому же плану, и тем не менее с помощью ритма и продуманного расположения ему удается избежать монотонности. Он часто и успешно применяет метод, при котором все однородные придаточные начинаются с одного и того же слова, в данном случае со слова «когда». Разумеется, когда этот риторический прием используется в устной речи, он обладает нарастающей силой, что показывает, как сильно повлияла на стиль Берка практика публичных выступлений. Не знаю, есть ли среди современных английских писателей хоть один, кто мог бы написать такое предложение, и, вероятно, нет ни одного, кто бы хотел это сделать. Вероятно, у пишущих возникает инстинктивное желание избежать «свободной» структуры, к которой так располагают особенности языка, и поэтому сейчас стало модно использовать короткие предложения. Не так давно я читал о редакторе одной из ведущих газет, который требовал от авторов, чтобы они не писали предложения длиннее четырнадцати слов. Тем не менее у длинного предложения есть свои преимущества. Оно дает вам простор для развития своей мысли, возможность сформировать ритм и материал для достижения кульминации. Его главный недостаток заключается в том, что оно может быть размытым, вялым, запутанным и неудобоваримым. Стилисты семнадцатого века писали длинными предложениями, и им не всегда удавалось избавиться от этих изъянов. Какими бы затянутыми ни были его предложения, какими бы сложными — подчинительные связи и цветистыми — эпитеты, Берку всегда удается сделать основную конструкцию настолько прочной, что на всем пути к благополучному завершению мысли читатель чувствует поддержку опытного проводника, который знает свое дело и не позволит ему замешкаться или свернуть не в ту сторону. Берк очень продуманно варьирует длину предложений. Он не утомляет вас сразу несколькими длинными предложениями подряд, кроме как с определенной риторической целью, и в то же время не раздражает длинными цепочками коротких.

У него отличное чувство ритма. Его проза, как симфонии Гайдна, насыщена мелодикой восемнадцатого века с истинно английским колоритом; вы слышите в ней барабаны и дудки, но они не заглушают его собственного голоса. Это мужественная проза, и я не знаю никого, кто бы так сочетал мощь и элегантность. Если сегодня его стиль кажется нам немного суховатым, то причина в том, что, как большинство авторов восемнадцатого века, он использовал общие и абстрактные термины там, где мы сегодня отдаем предпочтение специальным и конкретным. Это придает современной прозе большую живость, хотя, возможно, за счет выразительности. Мне показалось забавным попробовать переделать одно из предложений Берка на манер современных писателей. Я выбрал почти наугад. «Даже самые чувствительные натуры, оказавшись в ужасной ситуации, когда нравственное чувство требует от них отступления от собственных правил ради своих же принципов, могут закрыть глаза на то, как беззаконие и насилие вершат казнь лицемерного благородства, несправедливыми гонениями бесчестившего человеческую природу». Это красивый, завершенный период, его смысл совершенно очевиден, в нем нет архаичных слов, и тем не менее в нем есть отчетливый привкус того времени. Сегодня никто бы не стал так выражать свою мысль, и, мимоходом замечу, мало кому сегодня могла прийти в голову такая мысль. Возможно, современный писатель сформулировал бы ее следующим образом: «Бывают времена, когда даже людям, обладающим высокими моральными принципами, не остается ничего, кроме как поставить дух закона над его буквой и оставаться в стороне, когда изнеженных аристократов, порочивших своими поступками человеческий род, настигает возмездие, каким бы жестоким и лицемерным оно ни было». Я не утверждаю, что это хорошая фраза — она лучшее, чего мне удалось добиться после нескольких попыток, и я вынужден признать, что она не обладает ни уравновешенностью, ни благородством, ни компактностью оригинала.