Анна Федорец - Савва Морозов

Известный публицист начала XX века А. В. Амфитеатров в очерке «О неудачном поколении» отмечал: «Толстовская гимназия была не педагогическим учреждением. Она являлась системою заложничества, в которой государство потребовало себе от русской семьи всех детей ее, в обеспечение «политической благонадежности». Это заявлялось и печаталось совершенно откровенно. Громко проповедовалось правило, что молодое поколение принадлежит школе, а не семье. Школа — поручительница за него перед государством. Семье государство не верит». Современные исследователи разделяют эту точку зрения, правда, высказываясь не столь жестко.

Молодое поколение воспитывалось в патриотическом и верноподданническом духе. Так, например, «…по случаю вступления России в войну с Турцией (1877–1878) состоялось торжественное собрание, на котором преподаватели приняли участие в общественной подписке на учреждение стипендий в пользу детей погибших русских воинов. Их примеру с редким единодушием последовали и ученики, собравшие свыше 300 рублей. Очевидно, это было первое в жизни пожертвование Саввы и Сергея Морозовых. Не осталась гимназия в стороне и от событий, связанных с покушениями на жизнь императора Александра II. В 1880 году в церкви Благовещения Пресвятой Богородицы (церковь находилась на территории гимназии. — А. Ф.) , по случаю избавления императора от смерти, была установлена икона и отслужен молебен. В 1881 году, после гибели Александра II, преподаватели и ученики собирают деньги для сооружения в Москве памятника». Либеральная общественность относилась к подобного рода начинаниям негодующе. Однако для последней трети XIX века этот шаг можно признать необходимым. В то время учебные заведения нередко являлись рассадником разрушительных для государства и общества идей, в том числе революционных. Власти осознавали эту опасность и стремились задействовать те же заведения для формирования взглядов совершенно иного рода.

Вероятно, в гимназической среде братья Морозовы стояли чуть особняком: гимназия была рассчитана на обучение прихожан Православной Синодальной церкви. Об этом говорит тот факт, что при гимназии существовал православный храм. Будучи старообрядцами, Морозовы не участвовали в церковной жизни своих одноклассников и не посещали уроков Закона Божия — в аттестате Саввы Морозова напротив этого предмета стоит прочерк. Так что обучение в гимназии свелось для него к набору светских предметов: русскому и французскому языкам, греческому и латыни, логике, математике, физике и математической географии, истории, географии. [51] ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 295. Д. 347. Л. 4 об. Математическая география — предмет, в задачи которого входило решение геодезических и астрономо-геодезических задач, например, вычисление параметров Земли как планеты, ее формы и т. п.

Бунтарский дух юного Морозова давал о себе знать в свободное от учебы время. Вырвавшись на свободу, Савва Тимофеевич с наслаждением ощутил ее терпкий привкус. Почувствовал он и другое, естественное для подростка, желание: испробовать все грани этой свободы, проверить ее пределы. Впоследствии, в беседе с А. Н. Серебровым, Савва Тимофеевич признается: «В гимназии я научился курить и не веровать в Бога». О том же пишет его внук: «Домой приносил Савва не только пятерки. В карманах его гимназической шинели гувернер находил то папиросы, то колоду карт». Сказалось, по-видимому, влияние приятелей-гимназистов из обезверившейся дворянской среды, а также сладость первой свободы от родительской опеки. Вера, которая в детстве пронизывала всю жизнь Саввы, вдруг отдалилась, стала тем, от чего можно временно отказаться, отложить «на потом», — а то и вовсе обойтись без нее. Привычка же к курению так и осталась с ним на всю жизнь. Однако в том, что касалось собственно учебы, Савва вполне оправдывал родительские ожидания.

В гимназии, как и дома, он проявлял превосходные способности. Правда, относился к процессу обучения легко, не слишком усердствуя в зубрежке. Так, М. А. Гарелина вспоминала, что в мае 1877 года, когда их семья приехала на дачу к Морозовым погостить, между ее братом Григорием и Юлией Тимофеевной Морозовой состоялся следующий диалог: «Юлия говорит, что очень боится за экзамены братьев, которые хотя и идут хорошо, но что они все-таки очень легко к ним относятся, а потому ей и страшно за них. Гриша успокаивает ее, говоря, что экзамены в этих классах самые пустяковые». Но, иной раз проявляя легкое отношение к учебе, Савва все-таки много занимался и в итоге добился приличных результатов. 30 мая 1881 года ему был выдан аттестат зрелости, где констатировалось: «За все время обучения его в Московской IV гимназии поведение его было отличное, исправность в посещении и приготовлении уроков, а также в исполнении письменных работ постоянная, прилежание весьма хорошее, любознательность ко всем вообще предметам одинаковая». [52] Там же. Л. 4.

Наибольших успехов Савва Морозов достиг в математике, физике, истории, географии и французском: по этим предметам у него стоит оценка «отлично». Судя по всему, у него проявились математический склад ума и хорошие аналитические способности. М. А. Крестовникова отмечает, что Савва был «…очень способный в математике и избрал ее почти своим специальным предметом в гимназии». Единственное «удовлетворительно» Савва получил по русскому языку, по остальным же предметам его знания были оценены как «хорошие».

Разумеется, одной только учебой жизнь молодых Морозовых в эти годы не ограничивалась.

В период отрочества, в 1870-х — начале 1880-х годов, закладывались основы мировоззрения Саввы Тимофеевича. Именно тогда сформировались его основные привычки, в том числе эстетические, и сложился круг его общения.

Купечество на протяжении столетий оставалось довольно замкнутой средой. Чаще всего круг знакомств купеческих отпрысков определялся их родителями. Общение в большинстве случаев происходило «семейно»: одна семья приезжала в гости к другой, после чего следовал ответный визит. Однако это вовсе не означает, что основным критерием дружбы являлось равенство социального или культурного уровня. Скорее, большую роль тут играла хорошая репутация или, как сказали бы сегодня, кредит доверия, которое одно семейство выдавало другому. П. А. Бурышкин, купец по происхождению, в книге воспоминаний «Москва купеческая» отмечал: «Каждая семья жила более или менее замкнуто, окруженная своими друзьями и приближенными, людьми «разных званий», а не членами других равноценных династий и… не считалась ни с кем и ни с чем. Было бы ошибкой считать это проявлением пресловутого самодурства: жизнь текла в домашнем кругу, никто не искал, чтоб о нем говорили газеты». [53] Бурышкин П. Л. Указ. соч. С. 92.