Рудольф Баландин - Вернадский

«На росте… техники в ее приложении к жизни — на использовании химической энергии — строится культура, и та страна, которая в этом отношении наиболее полно и правильно использует свою потенциальную энергию, заключенную в царстве минералов, находится на высшей стадии работы государственной машины».

Последовал анализ положения в России, где добывался только 31 химический элемент. А природные богатства крупнейшей в мире державы превосходят ресурсы любой другой страны. Использование их «при правильном государственном хозяйстве и разумном управлении могло бы дать центральной власти поразительную силу, какой сейчас, правда, она не имеет».

С возмущением отметил он иноземное засилье в деле разработки минеральных богатств России, предложив меры борьбы с ним. Он призвал к созданию исследовательских институтов (это осуществится только при советской власти, и он примет активнейшее участие в организации науки в СССР). Главную задачу натуралистов России Вернадский видел в том, чтобы наиболее полно изучить природу страны, раскрыть ее богатства людям.

Усилия Вернадского не пропали втуне. КЕПС постепенно охватывала всё новые научные организации и новые районы страны. Первые её труды были изданы уже в начале 1916 года: «Карабугаз и его промышленное значение», «Табачная промышленность в России», «Рыбный промысел в Семиречье», «Поглотительные свойства русских глин», «Месторождения серного колчедана в России», «Мясной вопрос в современной хозяйственной обстановке».

Мысль Вернадского вызвала к жизни крупное государственное мероприятие. Абстрактная теория в кратчайший срок обернулась конкретным делом, грандиозным и чрезвычайно полезным для страны. Его благотворные последствия распространились далеко в будущее.

Тем временем выявились резкие противоречия между самодержавием и Государственной думой, призванной создать хотя бы видимость участия широких масс населения в управлении империей. Царица без обиняков писала своему слабовольному супругу: «Россия, слава богу, не конституционное государство, хотя эти твари (так она называла членов Думы) пытаются играть роль и вмешиваться в дела».

25 февраля 1917 года Николай II распустил Государственную думу. В Петрограде прошли демонстрации рабочих, а войска отказывались подавлять их. Дума не подчинилась приказу царя.

26 февраля отдельные войсковые части перешли на её сторону. На следующий день Таврический дворец, где заседала Дума, заполнился отрядами вооруженных рабочих и солдат. Раскрылись двери тюрем, политические заключенные вышли на свободу. Ни одна из воинских частей не поддержала царя. Верные самодержавию полицейские и жандармы были разоружены.

«А все началось уличными мелочами, — писал Розанов. — Но поистине в столице все важно. Столица — мозг страны, ее сердце и душа. «Если тут маленькая закупорка сосуда — весь организм может погибнуть». Можно сказать, безопаснее восстание всего Кавказа… Бунтовала Польша — монархия даже не шелохнулась. Но вдруг стало недоставать хлеба в Петрограде, образовались «хвосты около хлебных лавок». И из «хвостов» первоначально и первообразно — полетел весь образ правления к черту. С министерствами, министрами, с главнокомандующими, с самим царем — все полетело прахом. И полетело так легко-легко… Это более всего всех поразило».

Перезревший сгнивший плод падает сам. Его нет надобности срывать. И не в бюрократии было дело. За отречение Николая II выступили высшее военное командование, влиятельные демократы (они стали идеологами Белого движения), сторонники конституционной монархии.

Розанов, подобно многим другим, спутал повод к революционным демонстрациям (хлебные очереди, «хвосты») с причинами. Обвинил сначала бездарное чиновничество, затем алчное и тупое духовенство; наконец, возопил: «Не довольно ли писать о нашей вонючей Революции, — и о прогнившем насквозь Царстве, — которые воистину стоят друг друга».

Его признание: «Русь слиняла в два дня. Самое большее — в три… Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей».

Преувеличение? Не только. Падение подготавливалось если не веками, то десятилетиями. Менялось общественное сознание. Проходили бунты и восстание 1905 года. А через двенадцать лет сработал «принцип домино».

Началось вроде бы с пустяков, с очередей за хлебом в столице, с одной мятежной части. И стало быстро рушиться всё подряд, как описал Розанов.

Нечто подобное, но уже в более значительном масштабе произошло в СССР при завершении перестройки. Хотя есть и разительное отличие. Через двадцать лет после безумного «мартобря» 1917 года Россия возродилась более мощной державой, чем при царях. Это был кризис развития, перехода на более высокий уровень общественного развития.

В РФ за тот же срок ничего подобного не произошло. Значит, свершился кризис упадка. Такова не теория, а бесспорный факт.

…Весной 1917 года рабочий класс столицы воссоздал незабытые с 1905 года Советы рабочих депутатов. Начались организованные выступления против Временного правительства. Вернувшийся в Россию Ленин от имени партии большевиков выдвинул лозунг: «Вся власть Советам!»

Вернадский не поддерживал большевиков, но приветствовал падение династии, как он называл, Романовых — Голштейн-Готторпов. Он замыслил создать новые научные учреждения во Временном правительстве и согласился занять должность товарища министра народного просвещения.

«В то короткое время, когда мне пришлось здесь работать, — писал он, — был открыт Пермский университет… Поднят вопрос и о создании новых Академий наук (Грузинская, Украинская)». У него большие планы: «Очень мне улыбается добиться передачи Гатчинского дворца, парков, царской охоты и части леса для организации научно-исследовательского центра».

В Петрограде создали Ассоциацию для развития и распространения положительных знаний; Вернадского избрали в организационный комитет, куда вошли, в частности, М. Горький и А. Е. Ферсман.

Владимир Иванович, уже несколько лет собиравший материалы о геохимической деятельности живых организмов планеты, обдумал в общих чертах суть предстоящей работы. Сила жизни, ее отличие от всех остальных геологических сил, преобразование ею Земли — вот чему будет посвящен его научный труд.

В начале лета он заболел. Обследовавший его профессор предположил туберкулез. Рентгеновское просвечивание подтвердило диагноз (по-видимому, был плеврит). Врач рекомендовал уехать на юг. Вернадский решил воспользоваться вынужденной поездкой, чтобы вернуться к теоретическим исследованиям.

В июле он уехал на свою украинскую дачу возле реки Псёл. Работал с большим подъемом, нередко уходил в лес, исписывая листочки мелким быстрым почерком. Чувствовал: теперь он может сказать то, что еще не сказал никто.