Никколо Каппони - Макиавелли

«Ваши доклады высоко ценимы, — писал Валори 28 октября 1502 года, в период пребывания Макиавелли при дворе Борджиа, — но чтобы все окончательно прояснить, просим вас писать чаще». Впоследствии пренебрежение Макиавелли деловой перепиской разозлило Валори, несмотря на то что он стал крестным отцом одного из детей Никколо. «Похоже, мы превратили нашу дружбу во вражду», — позже напишет Валори, сетуя на то, что он не получил от Макиавелли ни единого ответа. В будущем, когда Никколо понадобится дружеская поддержка, он не раз пожалеет о подобном безучастии.

Прибыв в Лион 27 января, Макиавелли сразу же отправился к Валори, а на следующий день они встретились с кардиналом д’Амбуазом, поскольку король занемог. Макиавелли рассказал о грозящих республике опасностях, ее нуждах, подчеркнув, что флорентийцы полностью доверяют королю, и поинтересовался, на какую помощь от него они могли бы рассчитывать. Никколо «с живостью» добавил: мол, если друзья подведут республику, ей придется договариваться с недругами. Кардинал этих слов не одобрил. Побагровев от возмущения, он гневно воскликнул: дескать, как Флоренция вообще помышляет о таком, в столь тяжкие для Франции времена! «Призвав на выручку весь свой талант», Макиавелли подчеркнул, что для спасения Тосканы французам необходимо защитить ее окружение: папские земли, Сиену и Перуджу. Д’Амбуаз резко возразил, заявив, что может рассчитывать на понтифика и Сиену, что же касается Перуджи, то она принадлежит папе.

На следующий день кардинал упомянул о мирных переговорах между Францией и Испанией, но, по его словам, независимо от их исхода Флоренции нечего тревожиться о своей безопасности. То же самое послы услышали и от короля, и от его придворных чиновников, а получив 11 февраля весть о подписанном перемирии, Макиавелли заявил, что собирается домой. Единственное, чего они с Валори сумели добиться, — довольно расплывчатое обещание, что республику также включат в договор. Было ясно, что в случае опасности на помощь Франции можно было больше не рассчитывать.

Тем временем сама Флоренция, лишенная прочной обороны, превратилась в идеальную мишень для шантажа.

Склонность флорентийцев разделяться на множество фракций не спасала положения. К этому времени фигура Пьеро Содерини, став источником раздоров, уже не объединяла различные кланы. На выборах его поддержали аристократы (arrabbiati), но сам Содерини рассчитывал и на содействие умеренных республиканцев, а среди его друзей было немало бывших сторонников Савонаролы, в том числе Бернардо Наси и Антонио Каниджани. Однако очень многие флорентийцы были недовольны его правлением: одни — по личным причинам, другие — по политическим; горожане, выступавшие за представительскую власть, не одобряли того, что Содерини прибегал к помощи крупных совещательных комитетов (pratiche). Разочаровались в гонфалоньере и многие бывшие адепты Савонаролы, видя, что он не собирался возвратить городу былую моральную чистоту. А кое-кто из фанатично настроенных республиканцев ждал от Содерини усиления борьбы с теми, кто тайно или явно выступал за реставрацию Медичи.

К числу наиболее заметных противников Содерини принадлежали Аламанно и Джакопо Сальвиати — могущественные и состоятельные кузены, имевшие обширные связи и множество сторонников в правительстве Флоренции. Их недовольство Содерини росло по мере того, как он все реже прислушался к их советам, предпочитая мнение «людей дурных и недалеких», легче уступавших его воле. Кроме того, гонфалоньер, пожизненно находящийся у власти, вызывал недовольство многих из тех, кто в иных обстоятельствах мог сам рассчитывать на эту должность. Также Содерини приложил руку к тому, чтобы удалить сера Джакопо да Мартино, друга Сальвиати, из купеческого трибунала (Tribunale di Mercatanzia) по обвинению в пособничестве Сальвиати, который якобы пытался добиться установления контроля над флорентийскими торговцами.

Наконец, гонфалоньер мог подозревать кузенов в том, что они тайно поддерживали Медичи, поскольку Джакопо был женат на Лукреции, сестре покойного Пьеро и кардинала Джованни, а сестра Аламанно, Корнелия, вышла замуж за Джованбаттисту Ридольфи, чей племянник Пьеро являлся мужем Контессины де Медичи, сестры Лукреции. Нет никаких свидетельств того, что клан Сальвиати когда-либо ратовал за возвращение Медичи, однако Содерини не мог рисковать и помогать тем, кого считал потенциальными предателями. Примечательно, что, пока кузены Сальвиати занимали ряд важных государственных постов, их ни разу не выбрали в Синьорию.

Конфликт Содерини и Медичи имел и личную подоплеку, если учесть, что в Риме его брат Франческо и кардинал Джованни де Медичи пытался перетянуть на свою сторону как можно больше флорентийцев из числа тех, кто находился в Вечном городе. После смерти брата Пьеро Джованни Медичи стал главой изгнанного клана, проявив себя способным политиком, близким к папе Юлию И. Джованни и Франческо Содерини недолюбливали друг друга, и кардинал Медичи использовал свое влияние среди соотечественников в Риме для формирования оппозиции режиму гонфалоньера во Флоренции. Также, учитывая связи Сальвиати и Медичи, действия последних за границей можно было расценить как попытку организовать в республике пятую колонну.

Однако в общем и целом враги Пьеро Содерини предпочитали действовать в рамках республиканской политической системы — по крайней мере, из осторожности. Те же, кто не разделял подобного отношения, предпочитали оставаться в тени, и лишь немногие группировались вокруг давнего врага гонфалоньера Бернардо Ручеллаи, который в своих садах (Orti Oricellari) основал своего рода дискуссионный клуб, где обсуждали философию неоплатоников и политические реформы. Эти люди вспоминали благополучные, по их мнению, времена флорентийской конституции XV века и правления Медичи. Вместе со многими флорентийцами они восхищались государственным устройством Венеции, однако отдавали большее предпочтение аристократическому составу правительства, нежели сторонники Большого Совета.

Борьба между кузенами Сальвиати и Содерини разгорелась в начале 1504 года из-за кандидатур на пост командующего флорентийской армией. Сальвиати поддерживали Джампаоло Бальони, но он оказался другом семейства Орсини (сумевшего вернуть себе власть после смерти папы Александра VI), в свою очередь тесно связанного с Медичи. Содерини и его последователи отдавали предпочтение Фабрицио Колонне, семья которого веками враждовала с Орсини. Однако Колонна, как оказалось, уже находился на службе испанской короны, и флорентийцы изумлялись, неужели профранцузское правительство позволит себе принять его кандидатуру. Власти запротестовали, мотивируя свою позицию тем, что, дескать, найм Колонны никоим образом не повредит их непростым отношениям с Людовиком XII и так или иначе помешает испанцам напасть на город. В итоге требования Колонны сочли чрезмерными, а его связь с Испанией — слишком тесной. В качестве компромисса было решено нанять Бальони при поддержке других кондотьеров по выбору Содерини, хотя многие из кандидатов оказались не только политическими противниками, но и личными врагами.