Никколо Каппони - Макиавелли

Однако Макиавелли признавал, что любое решение этой проблемы должно учитывать особенности Флоренции. Эта же идея прозвучит и в середине сентября 1506 года в его «фантазиях» (ghiribizzi), адресованных Джованбаттисте Содерини, одному из племянников гонфалоньера; там же затронуты и другие темы, впоследствии развитые им в трактате «Государь». Используя, по сути, примеры из Античности и недавнего прошлого, Макиавелли показывал, как правители и их подданные находили выход из затруднительного положения в обстоятельствах, весьма схожих с теми, в которых не раз оказывались флорентийцы. Никколо приводил примеры Ганнибала и Сципиона, в которых первый насаждал свою власть в Италии, прибегнув к деспотизму и жестокости, а второй добился того же в Иберии посредством благочестия и сострадания. Очевидно, за пристрастие к античным источникам Макиавелли уже успели покритиковать, так как он тут же добавляет: «Но поскольку на римлян не принято ссылаться, следует помнить, что Лоренцо де Медичи разоружил народ, чтобы удержать Флоренцию, тогда как мессер Джованни Бентивольо ради сохранения Болоньи народ вооружил».

Упомянув Лоренцо де Медичи, Макиавелли подчеркивал, что ради сохранения суверенитета флорентийцам необходимо обзавестись собственной армией, причем высказывал эту идею как раз тогда, когда в городе шли бурные дебаты на тему флорентийской армии. Неясно точно, когда именно Никколо впервые выступил с планом создания ополчения, но мы знаем, что весной 1504 года он уже обсуждал эту тему с кардиналом Франческо Содерини. В мае того же года прелат написал Макиавелли, что в определенных кругах его предложение встретили с неодобрением: «Прискорбно сие отношение к делу благому и насущному; люди не могут допустить, что некая сила творит на благо не личное, но общественное». Содерини убеждал Никколо не сдаваться, «ибо чему отказали однажды, могут одобрить в иной раз». И обстоятельства подтвердят прогноз кардинала.

В марте 1505 года флорентийское войско под командованием Луки Савелли потерпело тяжелое поражение у стен Пизы, после чего пизанцы вновь захватили значительную часть сельской округи. Следующим ударом стала отставка Джампаоло Бальони, который в апреле объявил, что покидает службу. Отступничество наиболее выдающегося кондотьера нежданно положило конец всем военным походам, а 8 апреля Макиавелли получил указания, предписывавшие ему незамедлительно отбыть в лагерь Бальони для выяснения истинных мотивов ухода кондотьера с должности. Никколо прибыл на место 11 апреля и, «всячески провоцируя» бывшего военачальника, пытался заставить его раскрыться. К досаде Макиавелли, Бальони оказался гораздо изворотливее, чем можно было предположить, и, несмотря на то что кондотьер неоднократно «менялся в лице», он строго придерживался своей версии: флорентийцы, заявил он, приняли на службу нескольких его врагов, а в этом случае он обязан защищать Перуджу; кроме того, он предъявил свой контракт с республикой нескольким законоведам, и все они единогласно подтвердили, что более служить Флоренции он не обязан.

В горячке Макиавелли выпалил, что подобное предательство неминуемо запятнает репутацию Бальони, причем гораздо сильнее, нежели его уход навредит республике: он уподобится «хромой кобыле, на которую никто не желает садиться». Что же до мнения законников, то Никколо фактически посоветовал Бальони засунуть его куда подальше, «потому как о подобных делах судить не докторам права, а правительству». Сопоставив несколько признаний, которые он сумел выудить из Бальони, с тем, что удалось выяснить у его подчиненных в лагере, Макиавелли убедился, что вероломный кондотьер был в сговоре с кем-то из врагов Флоренции. К тому же поблизости объявился небезызвестный Горо Гери, что еще сильнее укрепило подозрения Никколо.

Бальони и вправду участвовал в заговоре, который тайно замышляли кардинал Асканио Сфорца, клан Орсини, Бартоломео д’Альвиано — один из выдающихся итальянских кондотьеров на службе испанской короны — и Пандольфо Петруччи. Они хотели восстановить во Флоренции власть Медичи, а затем использовать город в качестве плацдарма для масштабной кампании с целью изгнания французов из Ломбардии. Причем кардинал Асканио преследовал личный интерес: Людовик XII завладел всей собственностью его брата, герцога Людовико, и заточил его в тюрьму во Франции. Заговорщики знали, что во Флоренции могут рассчитывать на поддержку семей, некогда тесно связанных с Медичи, а также отдельных граждан, особенно из числа молодых аристократов, ненавидевших республиканскую власть. И удача оказалась на стороне республики. В конце мая Сфорца неожиданно пропали, что спасло Флоренцию и сокрушило надежды Медичи — хотя бы на время.

Тем временем правительство отчаянно подыскивало замену Бальони, причем среди возможных кандидатов даже упоминалось имя Альвиано. Содерини снова выдвинул на пост главнокомандующего Фабрицио Колонну, но согласился оставить окончательное решение за специально созванным комитетом из двенадцати человек. Но комитет проголосовал за Франческо Гонзагу, маркиза Мантуи, выдвинутого Сальвиати — Аламандо Сальвиати, входившим в то время в состав Десятки. Срочно составили контракт, и 4 мая Макиавелли отправился в Мантую для его подписания. Но из этого ничего не вышло, поскольку Гонзага решил оттянуть время: он не согласился с тем количеством солдат, которые должен был предоставить в соответствии с контрактом, и отказался сражаться против союзников императора Священной Римской империи и короля Франции. Правительство также постановило направить посла к Гонсало де Кордове в Неаполь, но когда предложили отрядить Макиавелли, другом которого, а также родственником по линии жены был Пьеро дель Неро, [43] Родственник Пьеро, Франческо дель Неро, был женат на одной из сестер Мариетты Макиавелли. Как мы увидим, в дальнейшем связь с кланом дель Неро сыграет в жизни Никколо весьма важную роль. (Примеч. авт.) решили не рисковать, дабы не задеть за живое Кордову, и послать человека более высокого ранга. Вместо Неаполя Никколо отправился в Сиену: ему поручили отблагодарить правителя города Пандольфо Петруччи за то, что тот предупредил флорентийцев о направлявшемся в Тоскану войске Альвиано. То, что правительство не доверяло Петруччи, особенно после того, как он удивительно быстро переметнулся на его сторону, явствует из данных Макиавелли указаний: «Используйте присущую вам рассудительность, дабы выяснить его истинные намерения». Вскоре Никколо обнаружил, что Петруччи и вправду очень скользкий тип, и за неделю в Сиене отправил во Флоренцию множество писем (в кои-то веки), полных раздражения и досады.