Алексей Шишов - Кутузов

Неприятель обратился в бегство, не будучи разбитым. Не составляет особого труда убивать и брать в плен бегущих. […]

31 (октября). Армия провела весь день в Лабково, чтобы передохнуть, поскольку люди очень устали. Мне кажется, что фельдмаршал нуждается в отдыхе и императору следовало бы уволить его в отпуск. Все идет хорошо. Платов взял 25 пушек и 800 пленных, а Витгенштейн — шесть тысяч. Мы одни остаемся в полном бездействии. Это невыносимо. Беннигсен возмущен ленью Кутузова.

На одном из маршей Кутузов на дрожках подъехал к Семеновскому полку, впереди которого ехали верхом Посников, я и другие ближайшие офицеры, объявил нам, что перехвачен курьер, везший известие к Наполеону о Маллетовском заговоре, возникшем в Париже. Рассказав подробно обстоятельства этого дела, он прибавил:

«Я думаю, собачьему сыну эта весточка не по нутру будет. Вот что значит не законная, а захваченная власть!»

Кутузов был вообще красноречив; но при солдатах и с офицерами он всегда говорил таким языком, который бы им врезывался в память и ложился бы прямо на сердце.

К Красному мы пришли днем раньше французов и остановились было на большой дороге. Но Кутузов рассчел, что эта ширма может служить и западнею для Наполеона, и бесславием для Кутузова, ежели первый успеет прорвать ширму и уйти в глазах «спасителя отечества», ибо нельзя остановить целую армию. Он выбрал среднее: отошел в сторону версты три, оставляя дорогу в виду у себя, чертил в уме, как нанесть ему удар сильнее обыкновенного…

Но пламенный князь Кудашев, зять его и советник, горя желанием — одним ударом решить судьбу Наполеона и России, установился на самой дороге, или, как говорится, лоб в лоб Наполеону! Я, по привычке, обскакал эту линию, и Кудашев поручил мне просить светлейшего придать ему войска, но что он ручается честью разбить все наголову и не выпустить ни души.

Едва я сказал фельдмаршалу, как он закричал на меня:

«Скачи ты к этому… скажи ему, чтобы он сию же минуту оставил свое предприятие и очистил дорогу. Он ребенок и думает, что это идет дело с обыкновенным человеком, а не знает того, что его ожидает. Мы имеем дело с Наполеоном! А таких воинов, как он, нельзя остановить без ужасной потери. Для нас довольно и очень довольно выгнать его из России и уничтожить посреди бегства».

Наполеон отступал с невероятною поспешностью, опасаясь быть настигнут нашею армиею прежде перехода за реку Березину. Но опасения его были напрасны, и хотя точные были сведения о неприятельской армии, фельдмаршал не трогался с места, правдоподобно, с тем расчетом, что далекий путь, усиливающаяся зима, свирепствующий голод и предстоящая борьба при Березине, без содействия главной армии приведут французское войско в состояние, близкое к разрушению.

Копыс. 20 ноября (2 декабря) 1812. […]

Я знал давно, что фельдмаршала считают человеком хитрым, но его наружность показывает доброту и откровенность. Он лишился глаза от пули, ему около шестидесяти лет, он говорит свободно по-французски, а его выговор сдается на немецкий, в его лице я видел поступки и обращение истинного патриарха!

Я также, может быть, нахожу его и хитрым, но вся его хитрость в честном смысле: он образован и хорошо понимает человека! Особенно есть один человек, которого фельдмаршал узнал и понял так хорошо, что привел его прямо в западню, из которой он вряд ли и вырвется. Князь все свои дарования посвятил Отечеству, но ничего не сделал для приобретения себе имущества и хотя он давно занимает весьма важные места, а все небогат!

В военное время он самый попечительный полководец; в Петербурге он наилюбезнейший человек, ищущий общественных удовольствий. Он всегда любил французов, и если теперь ведет против них неслыханно убийственную войну, то этого хотел Наполеон. […]

Копыс. 30 ноября (11 декабря) 1812. […] Фельдмаршал Кутузов мне сказывал, что давно уже поняли характер и даже сумасбродство Наполеоновы; что все были в том уверены, что он, перешедши Неман, не остановится, но устремится по обыкновению к дальнейшим завоеваниям. Ему уступали столько пространства, сколько было нужно для того, чтоб истомить его армию, ослабить и победить ее усталости или голодом; притом надеялись, что суровость климата и совсем ее уничтожит. […]

Фельдмаршал более всего удивлялся тому, с какою легкостью удались ему те хитрости, которыми он старался задержать Наполеона в Москве. «А с тем вместе, — присовокупил он, Мне смешны были все его требования на мир тогда, как он очевидно не имел уже достаточно сил к продолжению войны!» […] «Пюибюск, ты мог видеть, — сказал он мне, — как скоро армия ваша оставила Москву, я запер вам все те новые выходы, которыми вы хотели пробраться и даже отступил от принятого мною плана: избегать, как можно, сражений.

При Малоярославце я с вами сразился для того, что мне нужно было заставить вас идти тою дорогою, которая была опустошена вами же; я был уверен, что, кроме нескольких деревянных изб, вам разрушать уже более нечего.

Я приказал также графу Платову идти с боку подле вашего правого фланга; наша армия шла за вами, и одна ее часть, с левого вашего фланга, не допускала ваших фуражиров удаляться от дороги. Как пленных, так точно я и вас вел от Вязьмы до Смоленска; от меня зависело истребить вас еще до прибытия в сей город, но я, уверенный в вашей гибели, не хотел жертвовать для сего ни одним из своих солдат.

Ты видишь, что, с тех пор как ты со мною, через каждые три дня я даю им роздых и ежели бы провианта или вина у меня недостало, я бы тотчас остановился, заперся бы, и никто не посмел бы явиться перед моею армиею. Вот как мы, северные варвары, сохраняем людей!

Ваших лошадей я поморил с голоду, но я знал, что чрез сие вынужу вас бросить всю вашу артиллерию в Смоленске, так и случилось: вышедши из него, у вас не было более ни пушек, ни конницы; мой авангард с 50 пушками ожидал вас под Красным. Я желал истребить вас без сопротивлений, и потому приказал стрелять только по хвостам ваших колонн, конницу же пускать только на расстроенные ваши отряды.

Сам Наполеон помогал мне, он сверх моих ожиданий растянул свои корпусы так, что между ими было расстояние на целый день пути. Я не ходил с места четыре дня, и вот ваша гвардия и все корпуса, следовавшие за Наполеоном, постепенно мимо нас проходили, каждый для того, чтобы оставить половину своих солдат с нами. Поверь, что спаслось под Красным, то с великим трудом пройдет Оршу! Распоряжения мои сделаны до Березины, таким образом, что там должен быть конец путешествий вашей армии и ее полководца, разумею, если приказания мои исполнятся в точности.