Рудольф Баландин - Михаил Ломоносов

В 1754 году в разговоре с графом Иваном Шуваловым Ломоносов предложил ему выступить с инициативой создания в Москве университета. Тот направил в Сенат предварительное предложение. Оно было одобрено. В первом проекте университета, составленном Ломоносовым, предполагалось 12 профессоров, библиотека и 3 факультета: юридический, медицинский, философский. На первом кафедры: юриспруденции вообще, юриспруденции российской, политики. На втором — химии, натуральной истории, анатомии. На третьем — философии, физики, оратории, поэзии, истории, древностей (археологии) и критики. Судя по всему, через несколько дней он представил Шувалову более полный проект Московского университета. 12 января 1755 года императрица Елизавета утвердила проект.

Воспользовавшись тем, что он обмолвился о слишком большой своей загруженности работой, академические недруги лишили его кафедры химии. Вскоре химическая лаборатория пришла в упадок из-за отсутствия средств на ее содержание и эксперименты.

Когда началось обсуждение нового регламента Академии, Ломоносов настаивал на привлечении в Академию русских людей, а иностранцы этому упорно сопротивлялись. И. Тауберт (зять Шумахера и адъюнкт Академии наук по истории) отозвался о нем: «Разве нам десять Ломоносовых надобно? И один нам в тягость». Так и хочется спросить: а кому это — нам? И откуда бы взяться десятку Ломоносовых?!

Михаил Васильевич делал все от него зависящее, чтобы подобных ему образованных и талантливых в науках и ремеслах людей было как можно больше. Он протестовал против запрещения получать высшее образование лицам «низкого сословия», записанным в подушный оклад: «Во всех европейских государствах позволено в Академиях обучаться на своем коште, а иногда и на жалование, всякого звания людям, включая посадских и крестьянских детей, хотя там и великое множество ученых людей. А у нас в России, при самом наук начинании, уже сей источник регламентом по 24 пункту заперт… Будто бы сорок алтын — толь великая и казне тяжелая была сумма, которой жаль потерять на приобретение ученого природного россиянина, а лучше выписывать!»

Шумахера «за дряхлостью» в 1757 году отправили в отставку. В канцелярию назначили Тауберта и Ломоносова. Последнему поручили всю учебную часть. Академик Мюллер постоянно писал на него доносы, и однажды едва это не кончилось крупными неприятностями для Ломоносова, но в конце концов получил выговор Мюллер.

Однако у Михаила Васильевича начались неприятности и сильные волнения из-за его сатирического «Гимна бороде». Было у него и приятное событие: осенью того же 1757 года вышло из печати его «Слово о рождении металлов от трясения земли». Другое крупное его достижение было связано с явлениями небесными.

По вычислениям астрономов 26 мая 1761 года ожидалось редкое явление: прохождение Венеры через диск Солнца. Ломоносов проводил наблюдение, оставаясь дома. Он обратил внимание на то, что в момент соприкосновения планеты с Солнцем его край как бы расплылся. Нечто подобное произошло и при выходе Венеры из солнечного диска. Михаил Васильевич сделал вывод: у этой планеты есть «знатная воздушная атмосфера».

Данное явление в то же время изучали, вперив свои взоры в небо через самые мощные телескопы, лучшие астрономы Европы. Только он со своим сравнительно небольшим телескопом, не являясь профессиональным астрономом, смог совершить крупное астрономическое открытие. Уже после его смерти, в конце века, знаменитый английский астроном Уильям Гершель признал существование атмосферы у Венеры.

Почему это открытие сделал именно Ломоносов? Не мог же он быть на голову выше всех астрономов не только физически, но и умственно!

Мне кажется, он, веря в иные обитаемые миры, ожидал увидеть признаки воздушной атмосферы на планете, близкой по массе к Земле. Насколько точны были его астрономические наблюдения, остается только догадываться. Возможно, ему показалось, будто он увидел это явление, потому что ожидал его увидеть (с учеными такое случается). Но и такая гипотетическая ситуация не умаляет значения его открытия.

В свою статью «Явления Венеры на Солнце, наблюденного в Санкт-Петербургской императорской Академии наук».

Ломоносов сделал «Прибавление», чтобы защитить науку от суеверий и предрассудков. Ведь Синод запретил печатать «Разговоры о множестве миров» Бернара Фонтенеля как противоречащие Священному Писанию; а доказательство существования атмосферы на Венеры подтверждало идею иных обитаемых космических тел.

Ломоносов писал: «Нередко легковерием наполненные головы слушают и с ужасом внимают, что при таковых небесных явлениях пророчествуют бродящие по миру богаделенки, кои не токмо во весь свой долгий век о имени астрономии не слыхали, да и на небо едва взглянуть могут, ходя сугорбясь… А кто от таких пугалищ беспокоится, беспокойство его должно зачитать ему ж в наказание за собственное его суемыслие».

Не только простонародье, но и грамотные люди, «ревнители к православию», иногда препятствуют «высоких наук приращению». Ломоносову приходится доказывать верность учения Коперника. Помимо ссылок на авторитетных мыслителей, включая некоторых богословов, он привел юмористическое стихотворение (у нас оно — в главе 3): мол, нелепо вертеть очаг вокруг жаркого. И отвечает тем, кого интересует вера жителей иных планет, вопросом: а во что верят «неведомых земель обитатели», которых встречают мореплаватели?

Вот в какой духовной среде жил и творил Михаил Ломоносов. Конечно, были в его окружении люди просвещенные, и все-таки в русском обществе сохранялись дремучие «суемыслия» и лживые пророчества (в нынешней России все это возродилось, словно сорняки на заброшенном поле).

Он продолжал заботиться о распространении просвещения, хлопотал об увеличении числа и улучшении содержания студентов и гимназистов. Заведуя Географическим департаментом, он приступил к составлению большого атласа Российской империи; передал в Сенат запрос о сборе сведений о городах, монастырях, промышленных предприятиях, торговле — короче, всего, что относится к экономической географии России, а также копий с летописей.

В 1761 году Ломоносов передал Ивану Шувалову одно из наиболее замечательных своих произведений. В предисловии сообщил, что привел в порядок «старые записки моих мыслей, простирающихся к приращению общей пользы», касающихся судьбы русского народа и государства Российского. (Много позлее этот трактат опубликовали под заглавием «О размножении и сохранении российского народа», не раскрывающим полностью его содержание.) А.И. Львович-Кострица 130 лет спустя так отозвался о данной работе:

«Вообще это письмо затрагивает целую массу разных вопросов, которые и поныне (в конце XIX века! — Р.Б.) остаются нерешенными. Широта взгляда вместе с глубоким знанием своего народа, искреннее убеждение в правоте своего мнения и могучий, блестящий и горячий язык, каким написано все письмо, заставляют признать это произведение одним из наиболее выдающихся во всей русской литературе XVIII столетия.