Элизабет Хереш - Александра

Затем мы все прошли в галерею, где к нам присоединилась свита Ники, граф Воронцов-Дашков, князь Голицын, граф Бенкендорф… Внесли милую крошку — совершенно очаровательная малышка, и такая крупная, — после чего Ники и Алики ушли в свою комнату, чтобы поскорее переодеться к званому обеду; это была семейная трапеза — Ники, Алики, Берти, Артур и Луисхен [его жена, урожденная принцесса Прусская], Беатриса [младшая дочь королевы, вдова Генриха Баттенберга], Джорджи и Мэй [внучка королевы, кузина Александры и Николая], Джордж Кембридж, Тора [Елена Виктория, принцесса Шлезвиг-Гольштей-нская] и Францес [принц Баттенберг] — все принцы в мундирах (…) Мне казалось, это сон, что Алики и Ники здесь — если бы и милый Лико [зять, принц Генрих Баттенберг [86] Он заболел, находясь с британским флотом в Африке в рамках миссии, и скончался еще во время возвращения в Англию. ] смог быть с нами» [87] RA журнал королевы Виктории: 22 сентября 1896 г. .

На следующий день намечены торжества — с этого дня королева могла претендовать на звание самой долговечной правительницы среди всех английских монархов; однако Виктория переносит все официальные празднества на июнь следующего года, в котором исполнялась шестидесятая годовщина ее правления. Она хочет посвятить себя исключительно своей любимой внучке и по возможности извлечь также политические выгоды из этого визита, о чем свидетельствует ее дневник:

«23 сентября (…) После званого обеда у меня была небольшая беседа с господином Шталем на политические темы [88] Несмотря на конституционную монархию, слово английской королевы имело вес во внешнеполитических делах. , и я высказала мнение, что было бы неплохо, если бы я переговорила с Ники по всем важным политическим вопросам; затем на галерее я также общалась с несколькими русскими господами, не участвовавшими в обеде (…)

24 сентября (…) На обратном пути я перемолвилась с Ники парой слов относительно Турции и Армении и упомянула, что его собственный посол в Константинополе высказал нашему сэру П. Карри надежду на то, что во время визита Ники мог бы быть подписан договор с Англией, так как ситуация приближается к критическому пункту и следует опасаться катастрофы. Ники сказал, что придерживается того же мнения и посмотрит, что сможет сделать, хотя это чрезвычайно трудно. Я заявила, что если бы Англия и Россия достигли взаимопонимания, там, несомненно, воцарился бы мир, и должно что-то сделать, чтобы это осуществилось (…)

2 октября (…) Ники пришел ко мне в комнату, и у нас была очень удовлетворительная беседа. Он категорически против смещения [турецкого] султана, так как это было бы слишком рискованно — я тоже так думаю, — но он не имеет ничего против, если наши послы проконсультируются и доложат, какие необходимые меры надлежит принять, чтобы избежать дальнейшей резни. Если султан откажется отнестись с пониманием к принятым решениям, тогда применить силу.

В отношении теперешнего сближения России с Францией Ники мне сказал, что Россия чувствует себя изолированной из-за Тройственного союза [89] Заключенный в 1882 г. между Италией, Австро-Венгрией и Германской империей, в 1887 г. обновленный дополнительными соглашениями, согласно которым Австро-Венгрия и Италия достигли взаимопонимания по соразмерной компенсации в случае территориальных приобретений на Балканах; Германская империя признает случай союза как данный, если Италия окажется в войне с Францией (из-за колоний в Северной Африке); в ответ на это между Германией и Россией был заключен договор о нейтралитете, известный как «договор перестраховки», однако после окончания срока его действия в 1890 г. кайзер Вильгельм II отказался его продлить. , который был создан у него за спиной; так что если Россия и вступит в союз с Францией, он, однако, будет иметь чисто военный и оборонительный характер. При нападении на одного из участников этого союза другой должен прийти на помощь, но не в случае нападения одного из них на кого-нибудь другого» [90] RA журнал королевы Виктории: 2 октября 1896 г. .

В действительности Англию беспокоит возможное вмешательство России на Черном море; родственные встречи такого рода предоставляют благоприятную возможность прозондировать политические намерения. По отношению к родственникам Николай особенно учтив и предупредителен. Однако ему неприятно, когда его втягивают в политические разговоры, и тогда звучит его стереотипная отговорка: «Я посмотрю, что смогу сделать…»

О том, с каким беспокойством следит его немецкий кузен Вильгельм за дружеским визитом царя и царицы в Англию и затем во Францию, — к главным врагам Вильгельма, — можно заключить по письмам, которыми он в это время засыпает Николая. Германский кайзер опасается, что соперничество на два фронта — с Россией и Францией — усугубят еще и англичане, если все трое достигнут взаимопонимания. Поэтому Вильгельм пытается возбудить у Николая недоверие к Англии как потенциальному союзнику:

«…твой посол Лобанов рассказывал мне, будто есть основания подозревать, что у Англии имеются виды на Дарданеллы (…) Несомненно, английская политика очень таинственна и непонятна, и странность поведения английского флота у Дарданелл показывает, что там что-то происходит (…) Похоже, они хотят изменить свою политику в Средиземном море (…) Франции известно о планах Англии захватить Афганистан и разделить Персию. Я разделяю опасения Лобанова, что у Англии есть тайный договор с Японией. Но я ему говорил, что, если на Россию нападут на Дальнем Востоке, я обеспечу Тебе защиту тыла в Европе против кого бы то ни было…»

Если в отношении Англии перед Николаем стоит дилемма, жертвовать ли в случае крайней необходимости хорошими отношениями со своими и, в большей степени, родственниками Александры ради интересов своей страны, то в случае Вильгельма такой проблемы не существует: Александра, хотя и тоже кузина Вильгельма, разделяет с Николаем недоверие к германскому кайзеру и настаивает на том, чтобы на предстоящей встрече Николай вел себя уверенно и решительно. Впрочем, в политику Александра — пока что — не вмешивается.

Визит Николая и Александры во Францию не оставляет сомнений в том, что Россию рассматривают как важного союзника (с учетом того обстоятельства, что речь идет о единственном союзнике, то же самое можно сказать и о России). Еще вдали от побережья императорскую яхту начинает эскортировать эскадра французского военно-морского флота, при входе же во французские территориальные воды к эскорту присоединяется флагманский корабль «Ош» (Hoche). Далее путь лежит по суше в Париж, где супругам приготовлена триумфальная встреча. Александра распоряжается, чтобы ее годовалую дочь везли в отдельной карете за их собственным экипажем, что производит ожидаемый эффект. Подъездные улицы украшены гирляндами цветов и знаменами, на которых вышиты инициалы «R. F.» («Россия — Франция»), «Со времени возвращения нашей армии после Сольферино и Мадженты такого триумфа я не видел», — делится своими впечатлениями позднее посол Морис Бонпар. Церемония становится особенно зрелищной, когда Николай торжественно открывает Александровский мост, названный в честь его отца — инициатора этого союза: от противоположного берега отчаливает белоснежная лодка с прелестными представительницами французской столицы и роскошной, невероятных размеров вазой на борту с гигантским букетом для Александры.