Ефим Гольбрайх - Былой войны разрозненные строки

Впрочем, цели были разные…

Вся жизнь Александра связана с железной дорогой, ее муки и горести, ее победы и радости это и его муки и его радости. На пенсию вышел, когда исполнилось семьдесят лет. И это было нелегко: пятьдесят один год из них, полвека! на руководящих должностях. Был и председателем Научно-технического общества Управления дороги.

Трудно представить себе человека, который больше, чем он, заслуживал бы звания «Почетный железнодорожник».

А Афганская операция до сих пор представляется ему, как маленький 41-й год.

Янович Александр Владимирович, 1923 года рождения, награжден званием «Почетный железнодорожник», медалью «Ветеран труда».

Отец Матвея вернулся с первой мировой войны раненым и хоть не считался инвалидом, работать в полную силу уже не мог, подрабатывал охранником в пионерском клубе-форпосте, где мать работала уборщицей. Жили бедно. Как и полагается беднякам, бог одарил их детьми: три сына и три дочери — шестеро детей. Он — старший. Следующий брат был на семь лет моложе, к началу войны ему едва исполнилось пятнадцать лет, остальные мал-мала меньше, младшей сестренке было всего пять лет…

После второго класса Матвей оставил школу и стал помогать отцу содержать большую семью. Вдвоем подряжались к хозяевам заготавливать дранку для крыш и тем кормились. Вскоре Матвей устроился учеником пекаря в государственную пекарню и уже через полгода стал заправским пекарем. Никакой механизации не было. Стоял длинный ящик, в котором три-четыре человека месили тесто. Затем взвешивали, укладывали в формы и мастер сажал их в печь. Было шесть двухэтажных печей, но не дровяных, а на нефтяных форсунках — это уже было похоже на настоящий хлебозавод.

Семья девушки, за которой он тогда ухаживал и которая, впоследствии стала его первой женой, уехала в Биробиджан. Следом потянулся и он. Родители не препятствовали, думали, если там все хорошо устроится, перебраться и самим. Многие евреи связывали с Биробиджаном надежды на лучшее будущее. С 1936 по 1939 год Матвей работал в пекарне в самом Биробиджане. Хлебозавод еще только строился, пекарня была небольшая, на одну печь. Там, в Биробиджане, Матвей призывался в Красную Армию, но как старший в семье, считавшийся кормильцем, получил военный билет — «годен в военное время».

Семья, за которой он последовал, вскоре вернулась в Могилев-Подольский и в войну разделила трагическую участь всех евреев, оказавшихся на оккупированной территории…

Каким-то чудом спаслась его девушка, и когда наши войска освободили город, она добровольно пошла в армию, чтобы отомстить за своих близких.

Матвей стал тосковать, тянуло в родные места, к своим, и проработав четыре года в Биробиджане, в 1939 году вернулся в родной город и снова стал работать в пекарне.

Тут и застала война.

Могилев-Подольский от границы недалеко, город бомбили. Магазины стали раздавать хлеб и другие продукты бесплатно. Началась паника. Семья перебралась в Копайгород, надеясь там переждать тяжелое время: «остановят, отбросят»… Там, в Копайгороде, Матвея и мобилизовали. На десяти подводах, по шесть-семь человек отправили на восток.

А семья осталась: родители, два брата и три сестры — семь человек. Никакой эвакуации не было и все они погибли в Печерском лагере смерти, неподалеку от Винницы. Расстреляли ли их или они умерли от голода — установить не удалось. После войны одна из местных женщин рассказала Матвею, что видела его мертвую мать, ворона клевала ее грудь… По рву, в котором лежали расстрелянные евреи, проехал танк. Кровь брызгала из земли…

Под Ворошиловградом группу новобранцев влили в пехотный полк, обмундировали (против обыкновения выдали не ботинки с обмотками, а кирзовые сапоги), вооружили винтовками, показали, как заряжать, как стрелять. Сказали: «Если ты не убьешь немца — он убьет тебя!».

И вся наука.

По редкому для начала войны стечению обстоятельств — полк наступал! И даже продвинулся вперед! Во время атаки, когда немцы открыли шквальный огонь по наступающим, Матвей залег, спрятал голову за камень, руки остались снаружи. Пуля перебила левую руку. (Вообще-то Матвей левша, но стрелял правой — так сподручней). Перекатился с пригорка вниз, там санитары перевязали, отправили в госпиталь. Госпиталь находился в Сталинграде, тогда это еще был глубокий тыл. Там прооперировали, извлекли пулю, хирург ему ее показал. Пролежал три месяца. К концу этого срока в госпитале появился «покупатель» — отобрал из выздоравливающих человек десять-пятнадцать ребят покрепче в 26-ю артиллерийскую бригаду 122 мм. дальнобойных пушек. Матвей попал в 305 артполк и стал артиллерийским наблюдателем. В этом полку и провоевал до конца войны. Все время на НП с командиром батареи капитаном, а потом и майором Ланцевым. Все время в боевых порядках пехоты. Со стереотрубой практически не расставался.

Под Севастополем, когда на Сапун-Горе еще сидели немцы, НП находился на одной из противоположных высоток, Матвей по вспышкам определял местонахождение огневых точек противника, записывал, обозначал на схеме, а командир батареи корректировал огонь своих орудий. Но и противник был не дурак. По блеску объектива засек корректировщиков и прямым попаданием снаряда полностью разрушил НП. Матвея сильно контузило и он потерял сознание. Через сколько времени его откопали и кто — не знает. Очнулся в дивизионном медсанбате, месяц приходил в себя и — снова на передовую. Но контузия до сих пор дает о себе знать — слышит плохо, все переспрашивает: «что-что?».

В районе Кенигсберга только направились на НП — зазуммерил полевой телефон. Старшина батареи доложил: на огневые позиции батареи движутся немецкие танки и пехота! Откуда они взялись? Кругом наши! Комбат крикнул Матвею: «Пойдешь со мной!». — Быстро вернулись на батарею. Стояла редкая для этих мест и этого времени года жара, разделись до пояса. Ланцев был опытный артиллерист, выкатил орудия на прямую наводку, в считанные минуты открыли огонь, три танка, один за другим, были подбиты и загорелись, от немецкой пехоты ничего не осталось.

Уже ближе к Берлину, в тихий час, когда солдаты кто брился, кто мылся, а кто и подворотничок перешивал на «третью сторону», — появилась «рама». Это уж верный признак — сейчас авиацию наведет. И точно: показались пикирующие бомбардировщики и начался круг бомбежки. Все разбежались в разные стороны, попрятались в траншеи, в укрытия. На втором или третьем заходе от взрыва бомбы загорелся сухостой, трава. Огонь стал быстро приближаться к ящикам со снарядами. Если рванет — ничего и никого от батареи не останется… Матвей не растерялся, выскочил, схватил лопату, закидал землей, затушил огонь и — снова в траншею. Все вздохнули с облегчением.